Акмаэль воткнул свой меч в землю и начал сдирать с себя нагрудник.
— Мой король! — воскликнул Церемонд. — Мёртвых нельзя возвращать!
— Она не умерла, — ответил Акмаэль. — Еще нет.
— Но она потеряна для этого мира! Проклятие Ахмад-дур необратимо.
Акмаэль встал на колени рядом с Эолин. Иней покрыл ее губы и ресницы. Синеватый блеск распространился под ее кожей. Холод ее пальцев пронзал его сердце словно нож. Тело Эолин теперь служило не более чем якорем для ее духа, привязанным к царству живых, а затем брошенным в Подземный мир. Думая, что она мертва, мага попытается перейти в загробную жизнь, но привязь удержит ее, заманив в ловушку среди Потерянных душ.
— Вы не найдете пути назад! — взмолился Церемонд. — Такие навыки исчезли вместе с мастерами прошлого! Вы станете жертвой Потерянных Душ или будете поглощены Наэтерскими Демонами. Они уничтожат вас, мой Король, а вместе с вами и род Вортингена. Вы не можете бросить наших людей!
— Заставь его замолчать, Дростан, — Акмаэль не сводил глаз с Эолин. Впервые он осознал, как одна лишь мысль о ее существовании поддерживала его, были ли они вместе или порознь, были ли они друзьями или врагами. Он не мог потерять ее. Не так.
Расстегнув пояс, Акмаэль вытащил весь зимний шалфей, который у него был.
«Достаточно, чтобы направить душу на другую сторону, но недостаточно, чтобы вернуть ее».
Увидев сумочку Эолин, он потянулся к ней, но замер. Традиции Мойсехена запрещали одному магу трогать лечебный пояс другого.
— Что ж, — прошептал он, осторожно расстегивая ее пояс, — полагаю, если ты вернешься, ты сочтешь это наименьшим из моих проступков.
Он с облегчением обнаружил, что ее сумочка была наполнена не только зимним шалфеем, но и сухими плодами белого альбанета и несколькими пасленовыми грибами. Какой-то ее инстинкт, должно быть, предвидел это. Она еще не была готова покинуть их.
Разделив травы на девять пучков, Акмаэль разложил их вокруг Эолин. Он подозвал ее брошенный посох, положил его рядом с ней и опустил на него ее холодные пальцы. Взяв ее другую руку в свою, он прижался губами к ее лбу. Затем он положил ладонь ей на сердце и процитировал стихи Тиренделя, выученные наизусть много лет назад:
Эхекат Эхекату
Элаом мен дю
Сепуенем манэ
Элаом мен ду
Нум морте
Нум морте а вэте
Фэом сэмтуэ
Эхекат Эхекату
Травы загорелись. Горький дым обжег горло.
Акмаэль закрыл глаза, глубоко вздохнул и повторил заклинание. Его голос впал в постоянный ритм, его дух сосредоточился на одной цели.
Земля сдвинулась. Тонкий рокот раздался под травой, когда деревья направили к нему свои корни. У колен проросли побеги. Листья и стебли ползли по его туловищу, грубые древесные лозы расползались по спине. Когда они закончили обнимать его тело, тонкие конечности проложили извилистую дорожку вниз по его руке к Эолин. В тот момент, когда они коснулись ее, нежные новые почки увяли и почернели.
Акмаэль ощутил ужасающее притяжение земного ядра, первобытную силу, которая напрягла его кости до предела. Доверившись растениям, которые поддерживали его, он позволил своему духу упасть в бездну.
Сильные конвульсии сотрясали Эолин, когда дух вырывался из тела. Она падала невесомо через бесформенный мир, пока чернота не окутала ее мягкими объятиями, и она поняла, что Боги говорили.
Время маг закончилось. Судьба освободила ее. Аромат зимнего шалфея витал вокруг ее духа тонким облаком. Не поддаваясь печали, она воодушевилась мыслью, что Гемена ждала по ту сторону, вместе с матерью, отцом и Эрнаном.
Вспомнив, чему ее научила Гемена, Эолин запела песню перехода. Ее голос звучал приглушенно в густой тьме, лишь бормотание в вечной ночи. Она остановилась и прислушалась к тишине. Вскоре в пустоте стал слабо слышен голос Гемены, сопровождаемый матерью и отцом Эолин. Их мелодия плыла по щупальцам света, вплетаясь в бледную луну, пойманную за массой облаков.
Пока Эолин двигалась под их песню, пейзаж вокруг нее приобретал форму, заполненное камнями место, где воздух не двигался. Земля превратилась в тропу, которая вилась среди крутых скал и над бесформенными долинами.
Поющая луна остановилась на вершине следующего пика. Но когда она достигла его, голоса стихли, и свет опустился в долину внизу. Хотя время больше не удерживало ее, путешествие казалось бесконечным, эфемерный шар всегда убегал к горизонту.
Сомнение начало проникать в сердце Эолин. Тревога ускорила ее шаг. Наконец, во время одного подъема ей удалось коснуться шара, но тот полностью исчез.