— Да берем, берем. А родители у вас кто?
— Отец начальник цеха на Новом Сормове. В войну пушки в немереном количестве производил. Федор Гаврилович. Мама, Варвара Даниловна, урожденная Калашникова, преподаватель на истфаке в Горьковском университете.
— Вот, должно быть, откуда Эол? — догадалась Макарова.
— Да, она всю жизнь Древней Грецией бредит, — кивнул абитуриент. — И сестры у меня — одна Елена, другая Эллада.
— Здорово! — засмеялся Герасимов. — А знаете, Эол Федорович, я хорошо знаком с Александром Трифоновичем. И вас обязательно с ним познакомлю. Он ведь тоже был «на той войне незнаменитой». Военкором. Не случайно и стихи такие пронзительные написал. Да, затмила Великая Отечественная ту, Финскую войну, ничего не скажешь. Хорошо бы воскресить память о доблести наших парней на той войне. Как вы полагаете?
— Согласен.
— Ну и прекрасно, считайте, это ваше первое задание — готовить короткометражку о Финской войне. Курсе на третьем снимете. Берем волгаря, Тамара Федоровна?
— Так ведь взяли уже! — засмеялась Макарова своим чудесным мудрым смехом.
— Ступайте, Эол Федорович, оформляйтесь в общагу. — И Герасимов от души пожал крепкую руку Незримова. Как жаль, что это мгновение не видел Харитонов!
На крыльях ветра Эол вылетел из аудитории, где шло собеседование.
— Ну что? — бросились к нему.
— Приняли!
— Молодец, Ёл!
Как в школе, так и здесь его сразу конечно же стали звать не Эолом, а Ёлом, Ёлкиным, а то и Ёлкин-Палкиным. Спасибо, мамаша, удружила с имечком!
И понеслись счастливейшие годы учебы в Третьем Сельскохозяйственном проезде, дом 3; упоительные общежитские годы в Третьем проезде Алексеевского студгородка; волшебные поездки в Белые Столбы на просмотр иностранных лент в «Госфильмофонде», абы как такое не увидишь; каждую неделю встречи со знаменитыми артистами и режиссерами, от которых всякий раз дух захватывало, будто вошел в адски раскочегаренную баню и вдохнул обжигающего пара, а потом постепенно попривыкнешь, и уже кажется, подумаешь, какой жар, вполне терпимо.
Герасимов и Макарова обожали своих студентов. Не имея детей, возились с ними, как будто с собственными детьми, и студенты говорили о них: «Мама сказала», «Папа был недоволен», «Мама похвалила», «Папа хохотал как сумасшедший, ржал на весь институт».
В том же году на экраны вышла герасимовская «Молодая гвардия» с Макаровой в роли матери Олега Кошевого, и дух молодогвардейцев вселился в студентов второго набора Сергея Аполлинариевича и Тамары Федоровны. В сердцах постоянно звучала замечательная музыка Шостаковича. И каждому хотелось когда-нибудь выкрикнуть в морды врагов: «Страшны не вы, страшно то, что вас породило!»
В общаге Незримова поселили с забавным зажигательным парнем по имени Алехандро Ньегес, но все его запросто звали Сашкой Матадором. Он был испанец, родители погибли во время гражданской войны в Испании, а его привезли в СССР, воспитывался он в детском доме вместе с другими испанскими детьми. Учился Санчо на режиссерском, но с прицелом на кинодраматурга, так что куда далеко ходить — вот тебе и сценарист под боком. Вместе вели хозяйство, вместе подрабатывали на разгрузке вагонов, вместе квасили, когда появлялась деньжонка, и вместе переваривали разные идеи.
На втором курсе подкатили к Герасимову:
— Сергей Аполлинариевич, помните, когда я поступал, вы оценили рисунки про Финскую войну?
— Конечно, помню, еще бы.
— Так вот, у нас с Сашей есть задумка. Что, если мы уже сейчас снимем короткометражку?..
— Задумка?! — вдруг взвился Папа. — Ну, знаете ли, я сразу против!
— А почему?
— Потому что если у вас задумка, то у Саши получится не сценарий, а сценарик, а у тебя — не фильм, а фильмик. Надо, ребятушки, не задумки иметь, а замыслы. Вот из замысла рождается сценарий, а из сценария фильм. Понятно?
— Поняли. У нас с Сашей есть замысел...
— Рановато, ребятки. Остыньте. Годик еще походите со своим замыслом.
— Можно хотя бы девять месяцев? — спросил Матадор.
— В смысле как ребенок в утробе? — засмеялся Герасимов, смягчаясь. — Добро, через девять месяцев приносите сценарий. Только не сценарик.
— Это мы уже усвоили.
В Лиду Беседину из мастерской Бориса Бабочкина они тоже оба влюбились первой же осенью учебы, но лидером гонки сразу определился Незримов:
— Саня, Лидка не для тебя. Ну прислушайся к звукам: Эол и Лида, это же прекрасно! Присмотрись лучше к ее подруге Нине, тоже красавица.
— Слушай, Ёлкин, а почему бы тебе не присмотреться к Нине? — вспыхнул испанец.
— Потому что она светленькая, а меня, как славянина, тянет на темненькую. Ты — потомственный южанин, тебя должна манить славянская красота.