Так как сквозь маски долго не поговоришь — дорого, а тратить впустую кислород никто не хотел, — то торговцами Эонара была быстро придумана система рекламы: пластиковые плакаты с перемежающимся, мигающим текстом. А для «особых» товаров — даже со скупой графикой! Читать умели далеко не все, а продавать-то как-то надо. Сети Виртнета и АРМов почти не было: действовал запрет ОКЗ на рабочее население планеты. Ибо нечего отвлекаться от работы. Тут выпахивались все. Вначале — работа, потом — есть, после — спать в оставшееся мизерное время. И ничего лишнего. Ничего личного. Вообще ничего! Будние дни размером в жизнь. Отпуска не давали никому. Да и зачем пушечному мясу отдыхать? Вымрут одни, завезут других. Благо плодовитость человечества со временем не пострадала и даже пережила несколько фемен-кризисов и инфекций.
Найдя нужный переулок, я свернула и не сразу поняла, что произошло. Рябь в глазах. Адские конвульсии. Нехватка воздуха безмолвным спазмом сковала мне глотку. Я упала на каменную, слегка обточенную для ровности скальную плиту. Меня начало трясти, однако я все-таки увидела магнитные резонаторы приближающегося МОТа. Транспорт резко затормозил, сверкая светошумовой предупреждающей подсветкой.
Какой-то незнакомый мужчина в дорогих ботах спрыгнул на каменный пласт. Быстрым движением он затащил меня в кабину и снял маску тут же, однако я продолжала задыхаться, хотя в кабине его МОТа автоматические нагнетатели работали исправно, судя по световым полоскам над тонированными окнами. Поэтому мой без преувеличения спаситель начал делать непрямой массаж сердца вместе с искусственным дыханием, освобождая мою грудную клетку от бандажа. Помогло. Напряжение постепенно ушло из мышц, сменяясь онемением и противным покалыванием.
Вернувшаяся ясность сознания позволила разглядеть целовавшего меня не так давно, хоть и в лечебных целях, представителя мужского пола. Прямо Капитан Галактика собственной персоной. То есть не он, конечно, но очень похож. Выглядел даже круче, на мой взгляд. Высокие скулы, орлиный профиль, карие глаза и темные, густые, иссиня-черные волосы, зачесанные назад на манер плейбоев.
«Влипла…» — подумала я, ощутив на себе его заинтересованный взгляд.
Мой экзокостюм, поношенный и не совсем чистый, был расстегнут, впрочем, как и внутренняя толстовка, обнажая грудь размера третьего, наверное. Признаюсь честно, не мерила. А вообще, постоянно носила стягивающий бандаж, который сейчас свисал порванными лохмотьями по бокам.
Это же какой силищей надо обладать, чтобы вот так эластичную ткань, стойкую практически ко всем деформациям, взять и разорвать, как марлю?! Молча уставилась в черное окно и на световые индикаторы нагнетателя. Незнакомец тоже молчит. А уже через несколько секунд его рука, придерживающая мою голову у себя на коленях, начала поглаживать мой висок. Вторая в это время медленно вытягивала лохмотья бандажа откуда-то из-под толстовки. Не зря говорят: наглость второе счастье. Однако за мной должок.
Он же, заметив реакцию моих зрачков, спросил с улыбкой:
— Долго молчать будешь?
— Сколько потребуется, — ляпнула я в ответ.
И опять задумалась.
Дорогой костюм, красивая внешность, транспорт чуть выше среднего и более вместительный. Лежа на заднем сиденье, я могла вытянуть ноги целиком, и еще немного оставалось до дверцы.
Выждав паузу, мой спаситель решил намекнуть:
— Ты не хочешь ничего мне сказать?
— Например? — вырвалось само собой.
— Спасибо… — тихонечко предположил мужчина, его вибрирующий голос щекотал слух.
— И этого хватит? — повернув голову к нему, заглянула в смеющиеся глаза незнакомца.
— Смотря на что. — Его хищный оскал не оставлял сомнений в том, чего же хочет его обладатель.
Взгляд незнакомца сместился от моего лица на мою голую грудь, которую ни он, ни я не пытались прикрыть. Я — по причине онемения и адской тяжести в конечностях. Он, наверное, из-за непомерной наглости, оправдываемой моим недавним спасением.
Теперь ему осталось объявить меня своей собственностью и выпустить на улицу отработать. Или же заставить отработать прямо тут. Сомнений в последнем не было никаких. Его рука, вытаскивающая бандаж, нечаянно ли, однако все же коснулась моей груди, точнее, самой чувствительной ее части.