Сотни землян заполняли процедурные залы под наблюдением врачей-гешелей и адвокатов.
Мужчина-гомоморф – Хоффман отметила это слово и добавила его к своему быстро растущему словарю – брал анализы у группы из двадцати землян. Она была седьмой в очереди. Для каждого у него была в запасе улыбка и несколько хорошо подобранных ободряющих слов. Он был симпатичным, но не в ее вкусе – слишком отточены манеры, – и не очень отличался от десятка других гомоморфов. Возможно, она просто привыкла к широкому разнообразию физиономий ее времени, когда неизбежные дефекты – искривленный нос, излишняя полнота, неровные зубы – создавали средневековый карнавал черт.
Когда анализы были собраны, он достал из плавающего в воздухе ящичка чашу в форме лица.
– С помощью этого устройства производится ряд медицинских тестов, – сказал он. – Они также проводятся добровольно – но ваше сотрудничество очень нам поможет.
Все согласились, глядя в чашу и наблюдая в течение нескольких секунд смесь сложных изображений.
Во время процедур у Джудит возникало ощущение не грядущих несчастий и рабства, а товарищества. У многих из обслуживающего персонала гордо реяли над плечом изображения флагов – Индии, Австралии, Китая, Соединенных Штатов, Японии, СССР и других стран. Все хотели – даже страстно желали – говорить со своими подопечными на их родном языке.
Когда медицинское обследование было закончено, их отвели к ряду лифтов, расположенных с одной стороны зала. Энн Блейкли, бывшая секретарша Лэньера, а ныне секретарша Хоффман, подошла к ней, отделившись от другой группы. С ней была Дорин Каннингэм, бывшая глава службы безопасности научного комплекса.
– Все очень волнуются, – прошептала Каннингэм.
– Только не я, – возразила Джудит. – Я чувствую себя так, словно присутствую на каком-то празднике. Теперь власть переходит к большим людям. О, Господи.
Она только что заглянула в лифт. Там не было пола. Даже после объяснений и демонстраций обслуживающего персонала требовалось некоторое усилие, чтобы заставить себя шагнуть вперед.
Они повисли друг на друге, пока группа из шестидесяти человек опускалась вниз. Каннингэм не открывала глаз. Большинство русских были готовы к самому худшему, сказала она Хоффман, и мрачный пессимизм позволил им сохранить самообладание.
– Кто-то говорил мне, что некоторые из наших людей дезертировали, – сказала Хоффман, не отводя взгляда от спины впереди нее.
Стены лифта были слишком однообразны для того, чтобы почувствовать движение, и она не испытывала никаких ощущений, неприятных или каких-либо других, но путешествие, тем не менее, ей не нравилось.
– Как я слышала, четверо – двое русских и двое американцев, – подтвердила Энн.
– Кто-нибудь знает, кто именно?
– Римская, – сообщила Каннингэм. – И Берил Уоллес.
– Берил… – Джудит подняла брови и покачала головой. – Я не ожидала от нее… или от Римская. – Было ли у нее ощущение, что они ее предали? Это просто смешно. – Что насчет русских?
– Один из них – Мирский, – сказала Энн. – Я не помню вторую фамилию.
Мирский вовсе не удивил ее. Она очень хорошо понимала чужих, но не людей из своей собственной команды. Нельзя слишком много требовать от главного администратора.
Жилища были разбросаны по секторам. Их встретили другие гомоморфы; группы были разделены и препровождены в квартиры, находившиеся на разных уровнях.
– Вы будете жить по трое, – сообщил сопровождающий. – Места сейчас не хватает.
– Вместе? – спросила Каннингэм у Хоффман и Блейкли.
– Вместе, – ответила Джудит. Блейкли кивнула.
Группа из двенадцати человек быстро уменьшалась по мере того, как служители размещали их по свободным квартирам. Они были последними; их сопровождала женщина-гомоморф с изображением русского флага над плечом. Жилище находилось в самом конце длинного, плавно изгибающегося цилиндрического коридора. При их приближении зеленые цифры над дверью ярко засветились.
Комнаты были маленькими и почти пустыми. Сопровождающая проинструктировала их, как пользоваться службой информации, затем пожелала всего доброго и удалилась.
– Такая спешка, – покачала головой Блейкли.
– С тех пор как мы отстранены от всех дел, – сказала Хоффман, – мы вынуждены подчиняться; так или иначе, придется приспосабливаться.
Некоторое время они оживленно обсуждали с приставленным к ним фантомом из библиотеки интерьер. У них было несколько часов перед Отрывом, как его называли; Хоффман использовала это время, чтобы связаться с остальными, кого поселили в этом секторе.
Блейкли и Каннингэм тем временем решили выбрать обстановку, которая придала бы помещению некоторый цвет и форму и зрительно увеличила бы пространство. Джудит Хоффман присоединилась к ним, чтобы изучить оборудование и попробовать еду, которую выдавала автоматическая кухня в углу.
Граждане и люди с Земли, как проинформировал их фантом, смогут наблюдать Отрыв почти во всей его полноте. Мониторы, размещенные по всей Пушинке, будут передавать подробное изображение всех событий и их результатов; каждый, если хотел, мог занять вращающееся кресло.
Поев и наигравшись с оборудованием квартиры, три женщины сели перед терминалом, наблюдая за происходящим в астероиде и в секторах.
Картины были даже слишком реалистичными. Через несколько минут Каннингэм отвернулась от дисплея и начала бесконтрольно смеяться.
– Это так забавно, – сказала она, сжимая руками щеки и падая на ковер с восточным узором. – Это просто ужасно.
То же началось и с Блейкли.
– У нас истерика, – констатировала она, и это вызвало у обеих новый приступ. – Мы понятия не имеем, что происходит.
– О, я имею, – спокойно сказала Хоффман.
– Что? – спросила Каннингэм, стараясь быть серьезной.
Хоффман сложила пальцы в кольцо и посмотрела сквозь него на подруг.
– Взорвать один конец – конец, который никто никогда не пытался просверлить. Северный полюс.
– О, Господи, – простонала Каннингэм; ее истерический смех прошел так же быстро, как и начался. – Что бы произошло, если бы мы попытались просверлить там скважину? Куда бы мы при этом попали?
– Взорвать Северный полюс, – продолжала Хоффман, игнорируя вопрос, на который не было ответа, – и оторвать Камень от коридора. А после этого…
– Что? – спросила Энн, ошеломленная и тоже очень серьезная.
– Эта половина города покинет коридор. Мы превратимся в космическую станцию.
– А Камень? – поинтересовалась Каннингэм.
– В еще одну луну.
– Мы вернемся на Землю? – спросила Блейкли.
Хоффман кивнула.
– Черт побери, – сказала Элен. – Это… Я не знаю, что это. Волшебная сказка. Может быть, это день воскрешения из мертвых. Как они это назвали? Вознесение. Мертвецы, возносящиеся на небо с автострад. Люди, покидающие свои машины прямо сквозь крышу. – Она в замешательстве вновь повернулась к дисплею. – Это не имеет смысла, верно? Никаких автострад, никаких машин. Только ангелы, спускающиеся с неба.
Хоффман глубоко, судорожно вздохнула.
– Вы правы, – сказала она. – Это волшебная сказка.
Внезапно она разразилась смехом, и не могла остановиться, пока у нее не заболело в груди и лицо не стало мокрым от слез.
За час до запланированного отрыва Розен Гарднер изобразил личное сообщение для Хоффман, прося разрешения нанести визит. Несколько минут спустя он лично появился у дверей квартиры – «воплощенный», вспомнила Хоффман. Она пригласила его войти. К этому времени женщины снова обрели некоторый контроль над собой.
Политическая деятельность Гарднера на благо разделенного Гексамона и надеритов, как он объяснил, больше не была нужна. Он добровольно согласился представлять в Новом Нексусе интересы людей Земли и выбрал Хоффман как наиболее здравомыслящего человека для переговоров. Он предложил ей постоянно быть в курсе событий, связав ее с его личной памятью и службой информации.