– Вы тоже доводите меня до предела, – спокойно сказал Лэньер.
Она опустила руку ниже.
– Я не просто неуклюжий маленький гений.
– Нет, – подтвердил он.
Патриция откинула голову назад, лаская его, и в экстазе улыбнулась, закрыв глаза. Лэньер больше не в силах был сопротивляться. Освободив руку он начал расстегивать ее блузку.
Раздевшись, они крепко обняли друг друга. Лэньер присел, чтобы поцеловать ее грудь. Его глаза увлажнились, когда он ощутил между губами соски. Ее груди были средней величины, чуть-чуть отвисшие, одна заметно больше другой; кожа между ними была покрыта темными веснушками. Но их размер и форма не имели значения. Лэньер внезапно ощутил чистый порыв страсти, унесший прочь все эмоции. Патриция повела его в спальню и легла рядом с ним. Они целовали друг друга. Он взял ее бедра, раздвинул их и скользнул глубоко внутрь; мускулы его живота и ягодиц напряглись. Затем сверху оказалась Патриция. Она прижалась к Гарри, закрыв глаза и расслабившись, отдавая свою нежность. Она приподнялась, и Лэньер наблюдал за их взаимосвязанными движениями как бы со стороны, словно это был просто долг, совместная работа. Так у него бывало и с другими.
А теперь он лежал в постели с маленьким гением Джудит Хоффман. Только теперь Лэньер осознал ту тревогу, которую испытал, увидев ее впервые; его уважение к мнению Хоффман затенило первоначальную реакцию на внешнюю хрупкость Патриции. Теперь он был внутри этой хрупкости, получая от нее удовольствие – во имя долга, – и это было смешно.
Частью его тревоги было влечение.
Патриция по собственной воле двигалась к ожидаемой кульминации. Еще с Полом она обнаружила, что вполне естественна в постели. Она чувствовала, что напряжение проходит, мысли становятся ясными. Этого она и добивалась.
Она кончила и после короткой передышки продолжила. Бедра Лэньера выгнулись дугой, затем он упал на спину, а потом поднялся выше, и застонал возле ее плеча, а потом у щеки, и раскрыл рот в сдавленном коротком хриплом крике. С облегчением он почувствовал, как в нем высвободилось все, накопившееся за годы напряжения, чего он даже не осознавал.
Они молча лежали рядом долгие томительные минуты, слушая шум моря за стеклянной дверью.
– Спасибо, – сказала Патриция.
– Господи! – Лэньер улыбнулся ей. – Теперь лучше?
Она кивнула и уткнулась носом ему в плечо.
– Это было очень опасно. Извините.
Лэньер приподнял ее голову и зажал ее между плечом и щекой.
– Мы оба люди со странностями, – сказал он. – Вы это знаете?
– Гм. – Патриция снова уткнулась ему в плечо, зажмурив глаза. – Вам не следует сегодня спать здесь. Со мной все будет нормально. Вы должны спать с Карен.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Хорошо.
Она открыла глаза – большие и круглые – и уставилась на Лэньера. Теперь она походила на кошку меньше, чем некоторые странные разновидности неоморфов, с которыми они сталкивались в последние дни. Внутренне они были людьми, но со странной внешностью.
В Патриции Луизы Васкес было – возможно, было всегда – нечто не совсем человеческое.
«Только боги или инопланетяне».
– Вы как-то странно на меня смотрите, – сказала она.
– Извините. Я просто думал о том, насколько все встало с ног на голову.
– Вы не жалеете? – спросила она, потягиваясь и сузив глаза.
– Не жалею.
Когда Лэньер ушел от нее, он почувствовал, как у него по коже побежали мурашки. Глядя на свои руки, он вдруг понял, что ничто из увиденного за последние дни, не заставило его покрываться гусиной кожей…
До сих пор.
Глава 59
Еще до наступления дня, Ольми повел всех пятерых к автобусу. Ленора Кэрролсон называла эти автобусы игрушечными из-за больших белых шин. Воздух был спокойным и прохладным, и на фоне сине-черного неба ярко сияли неподвижные звезды.
Патриция молчала, ничем не выдавая того, что произошло между ней и Лэньером ночью. Ничего не заметила и Фарли; когда Лэньер вернулся в их комнату, она спала. Ему с большим трудом удалось заснуть; ни разу со времен юности он не оказывался в подобной ситуации.
Через несколько минут Рам Кикура перебежала островок голубовато-зеленой травы и вошла в автобус.
– Президент не сможет к нам присоединиться, – сказала она.
– Как жаль, – тон Кэрролсон был не слишком искренним. – Какие-то проблемы?
– Не знаю. Сер Толлер, президент и дубль премьер-министра сейчас проводят переговоры. Поезжайте, а я останусь здесь и буду поступать по ситуации.
Франт, водитель автобуса, обернулся и посмотрел на Ольми. Тот кивнул, и они мягко покатили через лужайку к дороге, вымощенной мелким гравием, затем к автостраде с белым покрытием, которая окружала курорт и устремлялась в сторону ярко-красного восхода. Патриция ощутила сладковатый запах, не совсем похожий на острый свежий запах тимблского океана; легкий ветерок дул над полями, поросшими травой с невысокими желтыми толстыми стеблями. В полях уже трудились фермеры-франты в красных передниках со множеством карманов, сопровождаемые маленькими автоматическими тракторами.
– Они собирают урожай биологических элементов личности, – пояснил Ольми. – Специально выведенные плантимали воспроизводят сложные биологические структуры, готовые к помещению в память. Похоже на вашу индустрию стройматериалов. Это приносит большую пользу.
– Людям или франтам? – спросил Лэньер.
– Плантимали подходят к большей части органики. Установка генетического кода для форм, основанных на углероде, не представляет сложности.
Лэньера интересовало, кому это приносит большую пользу – людям или франтам, – но он решил не переспрашивать. Автобус проехал через поле и пересек густонаселенную прибрежную равнину. На десятки километров вдоль побережья и, по крайней мере, настолько же в глубь суши, она была покрыта селениями франтов.
Не меньше десяти селений располагалось на участке площадью около трех квадратных километров. Каждое селение состояло из нескольких вложенных один другой кругов, вдоль которых стояли прямоугольные дома с низкими крышами. В центре находилось сооружение, напоминающее ступу, высотой около пятидесяти метров, украшенное разноцветными флагами. Когда солнце поднялось выше, флаги на ступах, обращенные в сторону суши, изменили цвет и медленно покачивались на слабом ветру подобно унылой радуге.
– Насколько развиты франты по сравнению с людьми? – спросила Кэрролсон.
– Их уровень несколько ниже, но они не примитивны, – сказал Ольми. – Их способность к пониманию технологии и науки – полагаю, именно это вы имеете в виду – удивительна. Пусть вас не вводит в заблуждение стиль их философии и даже их доброта. Франты весьма изобретательны. Мы очень им доверяем.
За полями и селениями дорога пошла по спирали вокруг невысокой горы, увенчанной вытянутыми к небу призмами из полупрозрачного серого камня. На вершине горы, на плато, образованном призмами, находился невысокий, покрытый белыми и медными полосами купол высотой в шестьдесят метров, расширяющийся у основания в широкий павильон. Автобус подъехал к павильону и остановился.
Ольми повел гостей к хорошо сохранившимся, но явно древним бронзовым, чугунным и эмалированным устройствам под прозрачным куполом. Возле сооружения пятиметровой ширины в форме подковы стоял обнаженный по пояс мускулистый человек среднего возраста. На широком поясном ремне висела сумка с инструментами. Кожа его была темно-коричневого цвета с легким радужным отблеском. Вокруг стояли, негромко переговариваясь, трое франтов и протирали оборудование кусками ткани. Над всем этим возвышалась огромная клетка из чугунных стержней, словно оказавшийся не на своем месте мост Виктории.
– Это телескоп, – догадался Хайнеман. – Он великолепен!
– Это действительно телескоп, – улыбаясь, сказал темнокожий человек. – Последний, который построили франты, прежде чем открылись ворота.
– Это сер Реннслер Йетс, второй смотритель ворот, – представил его Ольми. – Он будет сопровождать нас к отметке один и три экс девять.