А еще нужно убрать фолиант подальше от моей руки – подальше от меня. Горло сжалось, словно от утраты. Фолиант был моим постоянным спутником последние несколько недель, символом надежды и силы. Казалось, будто меня предал верный друг.
Вида поманила нас на конюшенный двор. Снаружи пахло лошадьми, зерном и навозом – приятная перемена после запаха пролитой крови и выпущенных кишок. Я глубоко задышала, надеясь побороть отчаяние, грозившее захлестнуть меня с головой. Если я не могу доверять дневнику, то как сумею подчинить свои способности?
Вдоль коновязи стояли четыре лошади. Солли расхаживал между ними, успокаивая встревоженных животных мягкими поглаживаниями и нежным шепотом. Заметив наше приближение, он остановил нас взмахом руки:
– Мои леди. – Солли склонил голову набок, его обычную кривую усмешку сменили поджатые губы. – Не подходите к лошадям. Они все готовились для сражений и лягнут любого, кто окажется рядом.
Дела подтолкнула меня к хлеву:
– Иди с Видой, перевяжи руку и оденься. Только не в траур, во что-нибудь более незаметное.
Обойдя лошадей по кругу, я двинулась за Видой в сарай. Волы замычали, когда мы миновали их стойло. Наверное, они голодные. Я вдруг поняла, что тоже проголодалась, и невольно усмехнулась. Предательство и утраты меня не волновали – лишь еда и отдых.
Вида оглянулась через плечо:
– Насколько серьезна рана?
Крепкие объятия жемчуга притупляли боль, но теперь, когда я сосредоточилась на порезе, рана ныла при любом движении пальцев. Я вздохнула:
– Рана не слишком глубокая. И кровь уже не идет.
– Я видела, что ты сделала для его величества, – вдруг сказала Вида. – Как ты его остановила. Очень храбрый поступок.
Отвыкнув от теплого отношения, я окинула ее настороженным взглядом.
Вида поспешила к нашей повозке:
– Ткань для перевязок уложена в седельные сумки. Я достану, когда ты оденешься. – Она откинул полог и начала копаться в ближайшей корзине. – Вот, держи.
Вида передала мне пару плетеных сандалий на тонкой подошве, годной лишь для мощеных городских улиц, и вновь вернулась к поискам. Наконец она выудила из корзины два аккуратных свертка, один цвета ржавчины, другой оливково-зеленый. Вида встряхнула ткань, первый сверток оказался длинной широкой юбкой, а второй – верхней туникой. Повседневная одежда жены купца. Сопротивление обо всем позаботилось.
Вида присела на корточки, раскрыв передо мной юбку:
– Быстрее, моя леди.
Я шагнула вперед. Вида натянула юбку на мою окровавленную нижнюю рубаху и ловко завязала тесьму на талии. Только-только разгорелся рассвет, а воздух уже был горячим и тяжелым. К полудню я задохнусь под всей этой тканью.
– Руки, пожалуйста, – попросила Вида.
Я послушно подняла руки. От знакомого движения нахлынули печальные воспоминания, как Рилла одевала меня во дворце. В безопасности ли они с Чартом? Вступив в права наследства нашего мастера, я освободила их обоих и назначила Чарта наместником в своих владениях, но это еще не гарантия безопасности. Особенно если верховный лорд Сетон посчитает их прекрасным рычагом давления на меня.
Вида натянула тунику мне на голову и одернула ее, прикрывая грудь и бедра. Затем еще раз залезла в корзину и достала красный пояс – шелковый, блестящий, дорогой. И только тогда я задумалась, чью одежду ношу. Юбка и туника были уже не новые, а никакая купчиха добровольно не расстанется ни с одним отрезом шелка, разрешенным законом. Неужели это наряд убитой мною женщины? Я отмахнулась от ужасной мысли. Нет, ткань слишком хороша для сельчанки.
Вида трижды обернула пояс вокруг моей талии и завязала спереди. Отступив назад, она оглядела меня и поправила высокий воротник:
– Прическа неправильная. Но полагаю, это пустяки. Там, где мы поедем, не будет лишних глаз.
Я протиснула пальцы под пояс – очень туго.
– Я нашла это в комнате. – Вида достала из глубокого кармана своего платья два кожаных кошеля. – Что-то важное, да?
Компас заклинателя и посмертные таблички. Я потянулась было к ним, но замерла. Компас тоже принадлежал Кинре. И наверняка привязан к ее силам куда больше, чем дневник.
– Спрячь их, – велела я.
Вида начала убирать кошели обратно в карман.
– Нет, погоди, – остановила я ее.
Я схватила кисет с посмертными табличками и сунула за пояс. Когда настанет миг тишины и одиночества, я помолюсь Кинре, попрошу ее оставить меня в покое.
Чтобы скрыть свое замешательство, я наклонилась и попыталась надеть сандалии, но объемная юбка мешала.
– Зачем же столько ткани? – пробормотала я, собрав подол в руку. – Я бы предпочла тунику и мужские штаны.