Вот они:
1. Временно, хотя бы в продолжении моей экспедиции в глубь офирских лесов, прекратить охоту на человекообразных обезьян.
2. Ни в коем случае не пытаться со мною видеться.
3. Явиться на приглашение пастора Бермана посетить его девятого числа с/м. в десять часов утра, которое, по всей вероятности, вы получите ровно на пятнадцать минут позже указанного срока.
4 Твердо помнить, что кроме приветствий, я, Стефен Уоллес, никогда никаких поручений через упомянутого пастора Бермана вам не передавал и передавать не буду.
Это все, сэр. Возможно, что настанет время, когда я сам попрошу вас о личном свидании, пока же оно совершенно излишне.
Прошу вас твердо верить, что только в выполнении, самом строгом и безоговорочном, выставленных мною требований — верный залог успеха предпринятых мною, по поручению Скотланд-Ярда, поисков.
Остаюсь, сэр, с глубочайшим почтением и преданностью.
Стефен Уоллес.
P.S. Если вы найдете нужным, то письмо это можете показать господину пастору Берману.
Пастор Берман дочитал письмо, аккуратно сложил его так, как оно было сложено раньше, и, подавая его ван ден Вайдену, сумел подавить в себе охватившее его волнение и злобу настолько, что сказал с полным спокойствием и достоинством в голосе:
— Любопытный документик, великолепно характеризующий зазнавшегося английского негодяя и авантюриста. Неужели, любезный друг, вы серьезно требуете от меня объяснений по поводу этих инсинуаций?
Пастор Берман вскинул на ван ден Вайдена свои заплывшие жиром глаза и еще раз воскликнул:
— Ведь это же настоящий шантаж! Я не понимаю, чего хочет этот молодчик и зачем он стремится выставить меня перед вами в таком свете. Он просил меня написать вам приглашение, что я и сделал. Впрочем, я предпочту молчать, ибо убежден, что вы требовали от меня объяснений по поводу этой провокации не серьезно, дорогой друг!
— Ван ден Вайден никогда ничего несерьезного не делает, — нахмурил брови старик. — Я не думаю, чтобы мистер Уоллес позволил себе по отношению ко мне что-нибудь несоответствующее действительности. Вами же я бывал уже не раз околпачен.
— Что же! — прервал пастор Берман не стесняющегося в своих выражениях ван ден Вайдена. — В таком случае, вы разрешите сообщить вам, что с настоящей минуты моя роль гостеприимного хозяина по отношению к вам окончена!
— Виноват, пастор, — вмешался в разговор фон Альсинг, не давая возможности ван ден Вайдену, за дальнейшее поведение которого он начинал уже беспокоиться, ответить на последнюю фразу миссионера, — бросьте ваши вечные пререкания друг с другом и объясните-ка мне лучше, почему в ближайшей деревне такое необычайное волнение?
Пастор Берман, не учуяв расставляемой ему снова ловушки и решив, что фон Альсинг хочет своим не относящимся к делу вопросом просто спасти создавшееся положение, ответил охотно и любезно:
— Эти дикари, сколько я им ни говорил о мерзости их поведения, продолжают праздновать каждый раз наступление половой зрелости у своих девушек.
Фон Альсинг позвал своего слугу, занятого вместе с Меланкубу у лошадей:
— Пит, пойди сюда!
Рослый ачинец, красивый, мускулистый, с открытым мужественным лицом, в венах которого текла чистая индусская кровь, упруго пружиня мышцы своих великолепных ног, поднялся на веранду и, не доходя нескольких шагов до своего господина, почтительно остановился и, прикладывая протянутую вперед руку к земле, спросил на ачинском наречии:
— Господин звал своего слугу?
— Да, Пит. Скажи мне, милый друг, просил ли я тебя сегодня, когда мы проезжали деревню баттов, узнать о причинах их необычайного волнения?
— Господин просил своего слугу об этом и слуга господина тотчас же использовал его приказание.
— Какой ответ ты передал мне, Пит?
— Батты очень волновались, когда говорили с твоим слугой, господин. Батты сказали Питу, что великий белый помощник Бога приезжал к баттам и сказал баттам, что приехал белый англез, который отправляется в леса Пазаменга убивать всех священных обезьян. Батты хотели убить англеза, но англез их больно и сильно бил, и они не посмели этого сделать. У англеза было много смертей на себе. На поясе и за спиной. А потом батты испугались ньявонгов, слуг англеза, — охотников за черепами.
Притихший ван ден Вайден неудержимо и раскатисто расхохотался.
— Ну-ну, милый пастор, — весело воскликнул он, — как видите, вам вовсе не следовало обижаться на меня за мое недоверие к вам! На гостеприимство ваше мне наплевать, конечно, но вы напрасно думаете, что я уберусь отсюда раньше той минуты, когда услышу от вас исчерпывающее объяснение по всем выставленным вам обвинениям, иначе… иначе… я не ручаюсь за себя.