Если хотят выводить необходимость представительства государства в епархиальных учреждениях из понятия недоверия со стороны государства, тогда я отказываюсь от своего предложения[417].
При голосовании была принята формула: «Секретарь епархиального управления избирается епархиальным епископом и утверждается Священным Синодом»[418]. Утверждение Синодом отвечало мнению, высказанному, в том числе, и профессором Алмазовым[419], согласно которому необходимо было предоставить определенную независимость и авторитет секретарю. Большинством в 24 голоса против 16 было отклонено внесение поправки «по соглашению с обер-прокурором»[420].
Итак, в церковном обществе, ратующем за реформы, обнаружились тенденции к смещению центра епархиального управления от епископа к клиру, а иной раз – к клиру и мирянам. При этом в некоторых случаях полномочия епископа выводились из власти народа: епископ определялся как уполномоченный или, по крайней мере, ответственный перед Церковью, понимаемой в смысле общества верующих. Участие клира и мирян в управлении представлялось как их неотъемлемое право, причем их голос ставился на один уровень с голосом епископа. Нельзя считать, что эти тенденции были маргинальны. Типичным их выразителем был, к примеру, уже упомянутый П. В. Тихомиров. В наиболее радикальной форме они были также представлены в отдельных статьях профессора В. Н. Мышцына. В более сдержанной, но, впрочем, достаточно яркой форме, они были выражены в документах «Союза ревнителей церковного обновления», а также в статьях других известных церковных деятелей, в частности, НА. Заозерского и Н. Д. Кузнецова.
Однако течение, преобладавшее как в церковном обществе, так, в еще большей степени, и среди епископов, выражало стремление к приобщению клира и мирян к управлению епархией, но с сохранением за епископом полноты власти и свободы в принятии решений. Значение клира и мирян определялось в таких случаях по-разному: от широкой консультативности до участия собственно в управлении с определенной степенью решающего голоса. Именно таких взглядов придерживалось и большинство членов Предсоборного присутствия в его общем собрании и в его втором отделе.
Указанные либеральные и крайне либеральные тенденции имели своей причиной не только увлеченность их авторов политическими идеями революционного времени, хотя определенное влияние последних на этих авторов проследить можно. Эти тенденции во многом объяснялись реакцией на разрыв между епископатом, с одной стороны, клиром и народом – с другой. Об этом разрыве широко писала церковно-общественная пресса, профессура академий, его обсуждали в «Союзе ревнителей церковного обновления» и в «Московской комиссии». Наиболее радикальные авторы писали о деспотизме архиереев и гегемонии монахов, более сдержанные – о фактических причинах отрыва архиереев от паствы: бюрократической загруженности, размерах епархий, частых перемещениях с кафедры на кафедру. Этот разрыв осознавался и болезненно переживался большей частью епископата, он был подробно и с горечью описан в архиерейских отзывах. Епископат искал пути к разрешению этой проблемы, что привело многих архиереев к предложениям таких реформ, которые привели бы к участию клира и мирян в епархиальном управлении.