– Туристы повернулись ко мне и стали снимать меня тоже. Потом несколько человек в формах и штатском поднялись на трибуну. Он всё кричал: – Смотрите, как поступают со свободным человеком, тираны! Вашу мать! Отпустите, вашу мать! – Всё это продолжалось всего пару минут. Его тут же схватили, подбросили в воздух и слету спустили вниз. Я стоял остолбеневший, Сергея тоже скрутили тут же. Откуда-то появились машины, их затолкали по одному, и только после этого направились ко мне. Я чувствовал, что мне надо было бежать и сорвался с места.
– Вот тебе и эпатаж! – именно такой была моя первая реакция. – А что этому идиоту нужно было от вас?! Это значит, что он злой идиот. – Гохарман не отвечал, он сидел всё ещё в ожидании и думал, а вдруг ему не удастся выкарабкаться из этого дела.
– Ты знал что-нибудь о том, что он должен был сделать это сегодня? – Он ничего не ответил. – Скажи, знал или нет? – настаивал я.
– Да, он о чём-то болтал утром, говорил, что сегодня он должен покорить трибуну мавзолея и обратиться к народу. Я подумал, что он опять форсит, как и всегда.
– То есть, когда они шли на Красную площадь, ты знал, что он мог сделать что-то в этом роде?
– Да, но я не был уверен, что от действительно сделает это.
– А Сергей знал об этом?
– Не знаю, может быть и знал.
– Если он знал и пошёл с ним, значит он тоже идиот; на что он надеялся?!
Некоторое время мы сидели задумавшись. Входящий на платформу состав не давал возможность говорить. Поезд шумом покинул платформуи я нарушил тишину.
– Ты раньше слышал от него подобные антисоветские высказывания?
– Нет, никогда. Я и представить себе не мог, что у него было такое представление или видение этого вопроса, подобного от него я никогда не слышал.
– Ты уверен, что у него действительно такое видение? Ты думаешь у него хватает ума для того, чтобы иметь своё мнение, о том, чьё место наверху, а кого долой?!
– Не думаю. Наверно, он это делает для эпатажа, чтобы привлечь к себе внимание. Быть может он всё это слышал от нашего соседа в коммунальной квартире. Это бывший ЗЭК, он когда выпьет, то всё время выкрикивает такие вещи и ругает коммунистическую партию и правительство.
– Я поражаюсь Сергею, чем этот идиот заворожил его, что он не отходит от него ни на шаг?
– Ты знаешь, он всё время старается доказать Сергею, что он крепкий малый и везде, где они бывают вместе, создаёт ажиотаж. Он и про тебя сказал: – Я знаю, что он меня не терпит, но я докажу ему, что я гениальный актер и он признает меня так же, как признают меня другие.
– Да, я заметил, как он пытался доказать свою гениальность, когда приглашал меня на Красную площадь.
– Да, он был ажитирован, он хотел иметь свою публику.
– Вот сейчас у него будет сильная публика, там и будет развлекать всех. А ты знаешь, что им обоим дадут, по меньшей мере, по десять лет, если не больше?!
– А может быть и мне. – Сказал понурый Саша.
– Да, если найдут, как подстрекателю и сообщнику… Ведь ты на два года старше его! – он кивнул головой. – Именно это и учтут.
Там мы и расстались, и после этого я его больше никогда не видел. Я вернулся обратно в К-9 и выслал телеграмму – молния в Тбилиси. Я помнил, что отец Сергея был режиссёром театра юного зрителя. Я написал всего одну фразу: «Сергея арестовали в Москве, срочно присмотрите за ним». Из почты я вышел с чувством исполненного долга, хотя после этого я больше не виделся и с Сергеем тоже.
Прошли годы, и мою жизнь унесло в другом направление.Я отошёл от театральной жизни. Забыл и дорогу в театральную библиотеку, семья и моя работа не давали возможности такого наслаждения.Настала эпоха Горбачёва. Перемены восьмидесятыхвходили в более активную фазу. Перестройка и гласность набирали обороты.Страна кипела в ожидании перемен. У нас на глазах действительно многое менялось. Открывалась заржавевшая железная занавесь, повеяло свежим воздухом и дыхание стало более свободным и энергичным. Ветер свободы вместе с кооперативами принесли коммерцию. Эти процессы ещё больше ускоряли распад Советского Союза. Мы уже жили в другой стране.
Я как-то обедал в первом кооперативе Советов, на Кропоткинской улице №36. Его хозяин Андрей Федоров был моим хорошим знакомым, у нас были добрые отношения. Как только мы закончили обедать, в зал вошел Андрей и попросил пойти вместе с ним в институтпсихиатрии имени Сербского, на встречу с заместителем директора института. Это было в соседнем здание, там же, в Кропоткинском переулке. Я уже не состоял на государственной службе, но с руководством института был хорошо знаком, так как нам приходилось встречаться по разного рода хозяйственным вопросам. Оказалось, что у Андрея был спорный вопрос по поводу того, кому должно было достаться для дальнейшего пользования аварийное здание, расположенное между соседями. Через пять минут мы были на месте, заместитель директора сам встретил нас у входа, чтобы охрана пропустила нас на территорию без лишних формальностей. Практически это была психиатрическая тюрьма в центре города. Мы вошли в его кабинет на первом этаже. Они долго говорили и спорили. У меня уже закипела в голова от их разговора,так как я не вмешивался и ограничивал себялишь ролью наблюдателя,я встал и подошёл к окну с маленькой форточкой, которое выходило во двор. Оттуда веяло свежим воздухом. По пожелтевшему скверу гуляли несколько человек в больничных пижама, другие сидели на скамейках и грелись на солнце. Правда, это была психиатрическийинститут, но ни один из больныхне был похож на невменяемого. Я закурил сигарету и мысли унесли меня куда-то вдаль. Я присмотрелся к мужчине и женщине, наверно к врачу и пациенту, которые разговаривали между собой у входной двери. Неожиданно мужской силуэт и его движения вернули меня к реальности. Он стоял перед окном и пальцем показывал, чтобы я посмотрел на него. Когда я взглянул на него, то увидел человека с побритой головой, у которого местами оставались седые волосы. Я был удивлён, что до сих пор не заметил, как он приблизился к окну. Он улыбнулся мне, что-то знакомое было в его улыбке, когда же он обратился ко мне по имени, я чуть не сошёл с ума. Его голос был хорошо слышен через форточку. Невольно я посмотрел в сторону кабинета. Они тоже услышали, как этот незнакомый пациент назвал меня по имени.