– Сто тысяч приветов, – сказал Лиам Девлин по-ирландски и обнял Броснана.
Внутренность дома была выдержана в викторианском стиле. Большая часть мебели сделана из красного дерева, обои по рисункам Уильяма Морриса. На стенах много картин кисти Аткинсона Гримшоза, причем все подлинники.
Лиам Девлин вынес из кухни поднос с чаем.
– Моя экономка приходит только по утрам. Одна из послушниц соседнего монастыря. Они нуждаются в средствах.
Мэри Таннер была совершенно озадачена. Она ожидала увидеть старика, а перед ней был человек среднего возраста в черной шелковой итальянской рубашке, черном пуловере, серых брюках по последней моде. Темные волосы, еще достаточно густые, были, очевидно, когда-то совершенно черными. Лицо бледное, но Мэри решила, что это природная бледность. Голубые глаза были необыкновенно привлекательны, как и постоянная ироничная улыбка: казалось, Девлин смеется над миром и над собой.
– Вы работаете у Фергюсона, девушка? – обратился он к Мэри, разливая чай.
– Совершенно верно.
– Этот случай в Дерри несколько лет назад, когда вы убрали машину с бомбой… Достойно похвалы.
Она почувствовала, что краснеет.
– Ничего особенного, господин Девлин, я просто должна была сделать это.
– Мы все много чего должны, но важно то, что мы делаем. – Он обернулся к Броснану: – Анн-Мари. Плохое дело, сынок.
– Я хочу достать его, Лиам, – твердо заявил Броснан.
– Для себя или для дела? – Девлин покачал головой. – Отбрось личное дело в сторону, Мартин, или наделаешь ошибок, а этого ты не можешь позволить себе, имея дело с Сином Диллоном.
– Да, знаю, – проговорил Броснан. – Я знаю это.
– Он намерен нанести удар по этому парню, Джону Мейджору, новому премьер-министру?
– А как, по вашему мнению, господин Девлин, он, скорее всего, сделает это? – спросила Мэри.
– Принимая во внимание то, что я слышал о мерах безопасности в эти дни вокруг дома десять на Даунинг-стрит, я не думаю, что у него много шансов проникнуть туда. – Он посмотрел на Броснана и усмехнулся: – Я вам кое-что расскажу, дорогая. Я помню, как молодой парень, мой знакомый по имени Мартин Броснан, проник в дом десять, изображая официанта на одном из приемов. С тех пор не прошло и десяти лет. Он оставил розу на письменном столе премьер-министра. Естественно, кабинет принадлежал тогда женщине.
Броснан откликнулся:
– Все это в прошлом, Лиам, а что сегодня?
– Он будет действовать, как всегда, используя контакты в преступном мире.
– Не в ИРА?
– Я сомневаюсь, чтобы ИРА была как-то связана с этим.
– Но так было в прошлый раз, когда он работал в Лондоне десять лет тому назад.
– Ну и что?
– Я подумал, что если бы мы знали, кто его нанял на этот раз, то это помогло бы.
– Понимаю, что ты имеешь в виду. Дам тебе ниточку, рассказав, с кем он работал в Лондоне.
– Хорошо, шанс небольшой, но он единственное, что у нас есть, – сказал Броснан.
– Есть еще твой приятель Флад в Лондоне.
– Я знаю. Он нажмет на все рычаги. Но ему нужно время, а у нас его не много.
Девлин кивнул головой.
– Хорошо, сынок, оставь это мне, я посмотрю, что можно сделать. – Он посмотрел на часы. – Один час. Мы съедим по бутерброду и, возможно, выпьем «Бушмиллза». Потом вы можете отправиться на вашем «леаре» обратно в Лондон. Я свяжусь с вами в ту же минуту, как только что-то узнаю.
Диллон припарковал машину за углом, недалеко от похоронного заведения Харвея в Уайтчепеле, и пошел, взяв с собой портфель. Все шло прекрасно. Он нажал на кнопку звонка, и дневной привратник открыл ему дверь.
– Господин Харвей, – солгал веселым голосом Диллон. – Он ждет меня.
– Через зал мимо часовен для прощания с усопшими и вверх по лестнице. Его кабинет на втором этаже. Ваше имя, сэр?
– Хилтон. – Диллон осмотрелся, его взгляд обежал выставленные гробы и цветы. – Не так много дел?
– Вы имеете в виду торговлю? – швейцар пожал плечами. – Депрессия…
Диллон пошел через зал, остановился и заглянул в одну из часовенок, убранную цветами в горшочках и свечами. Он вошел и посмотрел на тело мужчины средних лет, одетого в черный костюм, со сложенными руками на груди и загримированным лицом.
– Бедный подонок, – пробормотал он и вышел. У конторки швейцар поднял трубку телефона:
– Мисс Мира? Посетитель. Господин Хилтон. Говорит, что у него назначена встреча.
Диллон открыл дверь в приемную Харвея и вошел. Здесь не было никакой конторской мебели. Только пара растений в горшках и несколько кресел. Открылась дверь внутреннего кабинета, и вошла Мира. На ней были черные облегающие брючки, черные сапоги и красный, до колен, кафтан. Она выглядела очень броско.
– Господин Хилтон?
– Совершенно верно.
– Я Мира Харвей. Вы сказали, что у вас назначена встреча с моим дядей.
– Разве?
Она небрежно оглядела его с головы до ног. В этот момент за его стеной открылась дверь и вошел Билли Ватсон в черном костюме. Все это было, очевидно, заранее отрепетировано. Билли прислонился к двери с угрожающим видом и скрестил руки.
– Так чего же вы хотите? – спросила Мира.
– Это я скажу господину Харвею.
– Выбрось его вон, Билли, – приказала она и повернулась к двери.
Билли грубо положил руку на плечо Диллона. Син наступил Билли на подъем правой ноги, повернулся и нанес боковой удар наружной стороной кулака по его виску. Билли закричал от боли и свалился в одно из кресел.
– Он не очень-то силен, ваш парень, – сказал Диллон.
Он раскрыл свой портфель, вынул десять стодолларовых банкнот, стянутых резинкой, и швырнул их Мире. Она не успела поймать пачку и была вынуждена нагнуться, чтобы поднять ее с пола.
– Посмотрите на это, и все они новенькие, – сказала она.
– Да, новые деньги всегда хорошо пахнут, – заметил он. – Теперь скажите Джеку, что его старый приятель хотел бы показать ему еще много таких же бумажек.
Она постояла какое-то время, глядя на него сузившимися глазами, потом повернулась и открыла дверь в кабинет Харвея. Билли попытался подняться, но Диллон сказал ему:
– Я бы не советовал тебе делать это.
Билли вновь опустился в кресло. Дверь отворилась, вошла Мира:
– Хорошо, он примет вас.
Кабинет имел на удивление деловой вид. Стены были обшиты дубовыми панелями, на полу лежал шелковый зеленый ковер. Газовый камин выглядел как настоящий, с огнем в стальной корзинке. Харвей сидел за массивным лубовым столом с сигарой в зубах. Перед ним лежала тысяча долларов. Он спокойно окинул взглядом Диллона.
– Мое время ограничено, так что не ходи вокруг да около, сынок. – Он поднял банкноты. – Еще столько же?
– Да.
– Я тебя не знаю. Ты сказал Мире, что мы старые приятели, но я никогда раньше тебя не видел.
– Много лет тому назад, Джек, а точнее сказать, десять лет. Я тогда выглядел иначе. Был здесь по делу из Белфаста. Мы вместе делали бизнес, ты и я. Ты на этом хорошо заработал, насколько я помню. Все те восхитительные доллары, собранные людьми в Америке, симпатизирующими ИРА.
– Куган. Майкл Куган, – догадался Харвей. Диллон снял очки.
– Собственной персоной, Джек.
Харвей медленно кивнул и обратился к своей племяннице:
– Мира, это мой старый друг, господин Куган из Белфаста.
– Понимаю, – кивнула она, – один из тех. Диллон закурил и сел, поставив портфель рядом с собой на пол.
– Ты тогда прошелся по Лондону, как чертов Аттила. Я должен был взять с тебя больше за товар.
– Ты назвал цену, и я заплатил, – сказал Диллон. – Что может быть честнее?
– А что на этот раз?
– Мне нужно немного семтекса, Джек. Я мог бы обойтись сорока фунтами, но не меньше. Лучше пусть будет пятьдесят.
– Тебе не очень много нужно, не так ли? Эта штука на вес золота. Очень строгий контроль властей.