– Но он, конечно, не провалился.
– Конечно. Но его могли туда закопать. Кто и в каком месте, мы не знаем.
– Вы смотрели дела, над которыми он работал? Кондор пожал плечами. – Дела анализировали в процессе розысков. Но в делах у Монгола много не найдешь.
Он не доверял бумаге и компьютерным носителям. Так что…
– Но вы же работали непосредственно под его началом.
– Он в последнее время со мной не делился своими разработками. Он вообще замкнулся. И, кажется, не доверял никому. Есть у вас по этому поводу соображения?
Я прикинул, стоит ли светить перед ним информацию. И решил, что приоткрыть кое-что не во вред. Я ничего не теряю.
– В последние месяцы, – сказал я, – Монгол работал по Контрабандистам. Он вообще всегда ими интересовался. А с недавних пор плотно сел на эту тему.
Сперва, когда многие поняли, что зараза из зоны не выносится, что заразы-то никакой нет, от нас пошли деньги, ювелирная продукция, а также драгметаллы, которые умельцы добывали на брошенном производстве. Вы думаете, тут ограничивалось контактами с часовыми на периметре? За этими операциями стояли достаточно крупные фигуры, в том числе и из вашего ведомства. Насколько мне известно, Монгол кое-кого свалил. Может, ему этого не простили?
Кондор усмехнулся:
– Да, вижу, Монгол вам доверял. Нет, вряд ли в этом дело. Монгол очень опытный оперативник. Устранение упомянутых вами фигур прошло так, что инициатор был известен единицам и только в главке. А когда заварилась большая каша, до первоисточника никому не стало дела. Каждый спасался, как мог. Что вы знаете о Контрабандистах?
– Я знаю причину, по которой они существуют. Она в том, что с Большой земли людям в Зоне, какими бы они ни были, нет никакой помощи. Даже международные гуманитарные организации на пушечный выстрел не могут приблизиться к территории.
– А зачем помогать криминальному элементу, который главным образом и составляет население Зоны?
– Вы хотите, чтобы там все постепенно вымерли? Это я понять могу. Нет людей – нет проблемы. Это очень по-нашему. А материала для исследований у вас хватает и в санлагерях. Но, во-первых, криминальное население как раз и не вымрет. Оно, знаете ли, лучше всех приспособилось.
А если кто и вымрет, то в первую очередь те, кто ютится в трущобах, обычные люди, которых раньше назвали бы нормальными гражданами. Но сейчас уже их так не назовешь. К тому же вы забываете о Работягах. Кондор криво усмехнулся:
– О них мы не забываем ни на минуту. Только именуем отщепенцами.
– Очень говорящее определение. Монгол его никогда не упоминал, так что это для меня новость. Здорово их любят на Большой земле. А Работяги – это старое зэковское понятие. В колониях есть воры, в смысле убежденные, профессиональные уголовники; а есть работяги – те, кто попал по глупости, по случаю, кто к воровскому миру отношения не имеет, работает, как требует администрация. Поскольку после Чумы выживший криминалитет получил неслыханное влияние, то и жаргон его стал разговорным языком. Но Работяги в нашей Зоне – это лучшие из выживших, которые не хотят в санлагерь, не верят властям, считают, что проблемой пандемии никто всерьез не занимается. Огородили, изолировали и все. Кстати, думаю, они недалеки от истины. Среди них кого только нет – от действительно рабочих до ученых.
Там, кстати, большинство женщин и детей. Там да еще на хуторах. А в кланах прижились главным образом шлюхи и бандитские шмары. В кланах не до детей.
– Вы многого не знаете и не понимаете, – перебил Кондор. – Отщепенцы или, как вы их величаете, Работяги, – это особая проблема. Чем они там заняты и как живут, мы толком не знаем. Заперлись в своей Крепости, а что за стенами – непонятно. Ваши хвалебные доклады Монголу, на мой взгляд, необъективны. Но известно другое. Отщепенцы нашли каналы общения с внешним миром. И льют на власти, на страну страшную грязь. Из-за того, что распространяют про зону ваши Работяги, половина мирового сообщества объявила нам бойкот. Требуют допустить наблюдателей, настаивают на совместном изучении проблемы. А это очень удобный предлог, чтобы серьезно вмешиваться во внутренние дела страны. На это мы пойти не можем.
Между прочим, наши соседи за рекой придерживаются тех же позиций.
«Ну еще бы! – подумал я. – Наши соседи за рекой вообще бомбами хотели поначалу кидаться. Их больше миллиарда, столетиями приученных к нищете и рабскому труду. Хрена ли им до мирового сообщества?! Но, значит, среди Работяг у моих патронов источников информации, считай, нету. Что ж, так оно и должно быть. Там же порядочные люди».
Вслух я сказал:
– Насчет Работяг, понятно, спорить с вами бессмысленно. Вернемся к теме.
Контрабандисты – всего лишь мелкая сошка. Передаточное звено. Что-то вроде
Ездоков, только хуже. Они имеют свой процент, но стоят за ними совсем другие фигуры и у нас, в Зоне, и у вас, на Большой земле. И они, как я понимаю, договорились. Так что и Монгол, и вы, и я – так, разменная монета. Может, вам лучше не лезть в эти дела? Как думаете?
Кондор явно оскорбился.
– Я офицер и в отличие от некоторых новоявленных Ездоков об этом никогда не забываю. Я знаю, в чем состоит мой долг. И знаю, с кем имею дело там, – он указал большим пальцем себе за спину. -(Тылы у него действительно были неважные.) – Я не Монгол, я это понимаю. И хоть смутно, но догадываюсь, почему его хотели устранить. Вы действительно бесценный агент. И я не могу вас потерять не из-за гнева начальства. Есть обстоятельства, которые нам вместе предстоит прояснить. И чтоб вы поняли, что я не провокатор, скажу вам следующее. В Зоне проводим разведку не только мы. Есть люди, у которых свой интерес. И, кажется, интерес нешуточный. У них на вашей территории имеются собственные глаза и уши. И эти глаза и уши, кажется, уяснили, что вы не просто Ездок. И проинформировали об этом своих шефов.
Это сообщение мне очень не понравилось, хоть, признаться, нечто подобное я предполагал.
– А может, чужие уши тут ни при чем? – сказал я. – Может, утечка из нашего ведомства?
– Исключено, – отмахнулся мой собеседник. – О вас знали только Монгол и я.
Не стану вам ничем клясться, да это и бессмысленно, но я не двурушник. Про
Монгола вы сами знаете. Так что причина в другом. Среди такого ограниченного и специфического контингента очень трудно существовать, делая ваше дело, и не вызвать подозрений. Вы их у кого-то и вызвали.
Думаю, что пока кроме подозрений у них против вас ничего нет. Но такая информация до меня дошла.
Кажется, он не врал. Кажется, он действительно не был подставной пешкой.
Будь иначе, моя звериная интуиция, приобретенная за годы жизни в Зоне, непременно кольнула бы меня в заднее место. Но интуиция говорила о другом. Он не чета Монголу, но кое в чем, пожалуй, ему довериться можно.
– Была особая причина, почему Монгол интересовался Контрабандистами, – сказал я. – Деньги, дорогие побрякушки – это ерунда, пройденный этап. Да из-за них Монгола бы валить и не стали. Он все равно эти каналы перекрыть не мог. Всегда найдется жадный часовой, за всеми не уследишь. Дело совершенно в другом.
Я выдержал паузу.
– В чем же? – не вытерпел Кондор.
– Многие давно поняли, что причина пандемии – вовсе не вирус. Ни о какой заразе речи вообще не идет. Во-первых, никакая зараза не останавливается сама собой в определенных границах. И никакая зараза не вызывает тех аномальных явлений, которые наблюдаются в Зоне.
– Вы имеете в виду странные мутации флоры и фауны? Деревья-вампиры, изменения кошек и медведей?
– Не только. Хотя Кошки – это очень странная тема. Более странная, чем медведи. (Я вкратце изложил ему то, что знал про Кошек, присовокупив рассказ комодовца на бандитской заставе.) Но это далеко не все. Среди выживших были онкологические больные. Причем некоторые – в безнадежной стадии. Так вот, все они выздоровели. И живы по сей день. Если только кого-то не убили по ходу пьесы. А Рыболовы рассказывают, что им попадаются существа… Они неохотно про это рассказывают. Существа эти – не рыбы и не животные. У них две руки, две ноги с перепонками между пальцами, лысая голова, у которой не морда, а лицо. Но дышат они не только легкими.