Ольга забросила оружие за плечо и направилась к одному из трупов, валявшихся на дороге, приподняла черно-зеркальное забрало шлема. И невольно отступила на шаг. Конечно, она не ожидала того, что увидела. На ее лице отразилась гримаса отвращения.
Прежде все Байкеры были одинаковыми. Потом некоторые стали меняться. Они менялись так, что даже их собратьям в конце концов становилось невтерпеж. Отринутые отщепенцы понимали (сперва, наверно, понимали, пока еще могли), что в одиночку им не выжить. Они находили друг друга каким-то чутьем и сбивались в собственные стаи. Я знал о существовании по крайней мере трех, но сколько их появилось на самом деле, неизвестно. Если обычные Байкеры ездили человек по двадцать – тридцать, то гадко изменившиеся изгои насчитывали в группе не более пяти – семи. Их было несравнимо меньше нормальных наездников.
Я тоже подошел к одному из тел, стволом «калаша» тронул опущенное забрало. На меня глянула мертвая звериная морда с приплюснутым носом, узкими остекленевшими глазками и широкой пастью, из которой торчали кривые желтые клыки. Ничего человеческого в харе не осталось. Но и на какого-нибудь обычного зверя она мало походила. Дикие Байкеры все больше превращались в монстров. Они почти не слезали с мотоциклов, так как пешим порядком передвигаться им становилось труднее. Спины их сгорбились, руки удлинились. У лежащего из обрезанных перчаток торчали не пальцы, а какие-то корявые отростки с толстыми тупыми когтями.
Меняясь внешне, Дикие Байкеры, кажется, постепенно утрачивали разум. Они почти перестали появляться в городе, а если и появлялись, говорили мало и обрывочно, невнятно комкая слова. Пытались разжиться бензином и припасами, но им это редко удавалось. Они старались не показывать свои лица. Когда это не получалось, от них шарахались, как от прокаженных.
Кожаное одеяние Диких Байкеров постепенно превращалось в лохмотья, мотоциклы покрывались вмятинами и ржавчиной. Странно, что они вообще ездили. Но должно быть, инстинкт подсказывал их обладателям, что транспорт – единственное средство выживания. На уровне того же инстинкта и остатков памяти какой-то ремонт все же производился, чтобы держать машины на ходу.
Дикие Байкеры стали действовать как звериные стаи: налетали и безжалостно рвали любую добычу. Попытки хоть как-то договориться с ними заканчивались плачевно. Наконец в них без предупреждения принялся палить каждый, кому они попадались на глаза. В Зоне люди запросто стреляли друг в друга, но этих вообще перестали считать людьми.
Огнестрельному оружию Дикие Байкеры все больше предпочитали холодное – самодельные палицы, копья, трезубцы, не то мечи, не то мачете. Они налетали как стая фурий, и даже хорошо вооруженный противник далеко не всегда мог дать им отпор. Был случай, полдесятка Диких Байкеров, столкнувшись с колонной своих бывших нормальных собратьев, многих перебили, а остальных обратили в бегство. Харлей рассказывал, что выжившие частью прибились к другим группам, но некоторые вообще распрощались с дорогой и загасились где-то в городских трущобах. Нелюди на мотоциклах произвели на них неизгладимое впечатление.
А потом поползли слухи: дескать, эти выродившиеся сволочи за милую душу жрут человечину. Сам я такого не наблюдал, но почти не сомневался в правдивости рассказов о людоедстве. Диким Байкерам добывать пропитание было все труднее, человек становился самой заманчивой добычей. Они давно уже охотились на скот хуторян, но мужики-крестьяне, охраняя свое бесценное стадо, давали новоявленным хищникам жестокий отпор. А если кого-нибудь захватывали живьем… В лучшем случае пленника обливали бензином и поджигали. Но бензин под рукой оказывался не всегда. В таких случаях конечности пойманной твари прибивали гвоздями к стволу дерева и, вспоров живот, оставляли околевать. В Зоне одичали все, и Хуторяне не составляли исключения.
Средних лет, по обычаю заросший щетиной возница в ватнике и старой кепке подошел ко мне одновременно с Ольгой. Та спросила, указав на распростертое у моих ног тело:
– Это что еще такое?
– Это людоеды на колесах, – объяснил возница. – Мы, понимаешь, едем с Володькой за сеном. А они – откуда ни возьмись! Давно их тут не видели, с того самого раза, как мы с соседями целую стаю перебили. А теперь опять, видишь, объявились. Я еще думал, что одному с пацаном ехать не стоит. Но понадеялся. И вот оно как вышло. Если б вы не подоспели… Вот спасибо так спасибо! А ты, дамочка, что, про таких не слыхала?
Ольга только передернула плечами.
– До хутора далеко? – спросил я.- Нам бы отдохнуть, давно идем.
– Хутор тут рядом.- Возница ткнул пальцем в подступившую к дороге стену тайги. – Сворот вы прошли.
Я вспомнил, что видел по пути заросший травой проселок. Но, не зная, куда и к кому он ведет, решил не рисковать, хоть мы и нуждались в хорошем привале.
– А вы кто ж такие будете? – поинтересовался Хуторянин. – Повадками военные, а пеши.
– Долго объяснять, – сказал я. – Был у нас транспорт. Но больше нет. Ты про то, что у Березовки Хищная Грязь дорогу перекрыла, слыхал?
– Как же не слыхал?! В наших местах она часто объявляется. А недавно двое соседских работников в Березовку на тракторе поехали кое за чем. Так она им прямо под колеса выползла. Ну мужики бывалые, сразу сообразили, что делов нету, попрыгали с трактора и ходу. Успели ноги унести. А трактор там так и застрял.
…Трактор мы увидели, когда подъехали к краю огромной черной лужи, затопившей дорогу и проевшей в окрестной тайге изрядную проплешину. Стволы повалившихся деревьев эта черная дрянь уже почти переварила, они едва выступали над ее поверхностью, воздев к небу остатки сучьев – словно корявые руки в немом призыве о помощи. А осевший на колесах со съеденными шинами трактор косо возвышался в самом центре. С железом хищная масса совладать не могла. Теперь там же, на другом берегу, сиротливо торчит и наш славный вездеход, осевший на колесные диски.
Заметив преграду, я затормозил.
– Это оно, про что говорил Пророк? – спросила Ольга.
– Без сомнения, – ответил за меня Профессор. – Разве не видно?
Мы, как и прежде, ехали в кабине втроем.
– И что дальше? – не унималась Ольга.
Что дальше, я не очень представлял. Через Грязь нам не проехать, как тому трактору, хоть шины на наших огромных колесах и попрочнее.
– А дальше – ждать, – сказал я вслух.
– Чего?
– Пока уберется.
– И когда же она уберется?
– Может, через час, а может, и через месяц. Как видишь, не докладывает.
– У нас нет времени.
– У кого это у нас? – осведомился я.- Мне торопиться некуда.
– А если в объезд? – нетерпеливо спросила Ольга.
– В объезд не получится. Напрямик через тайгу мы не пройдем даже на нашем мастодонте. Видишь, деревья какие – в три обхвата. И стоят плотно. Может, есть там, в чаще, хутора или поселения Охотников, тогда и дороги какие-то могут быть. Но, думаю, нет здесь поблизости ни хуторов, ни дорог. Поворотов на проселки я с утра не видел. И вообще никаких признаков. Можно вернуться к последнему проселку, который нам попадался. Это полдня пути. Но, главное, куда нас тот проселок приведет. Можем неделю плутать по всяким зимникам и в итоге совсем завязнуть. Так что назад смысла нет.
– Послушай,- сказала Ольга.- Ты можешь здесь хоть зимовать. А я не имею права. У меня конкретные установки. Ты же Ездок. Придумай что-нибудь.
– Я думаю,- сообщил я.- Но Ездок еще не значит, что нам нет преград ни в море, ни на суше! Знаешь, сколько раз мне приходилось ждать или вообще возвращаться ни с чем? Это тебе не столичный пригород. Это Зона. Здесь деревья и прочие кусты во много раз быстрее растут. И совершенно беспорядочно.