Квентин развернул меня, чтобы ухватиться лучше, с такой легкостью, словно я была пуховой подушкой. К сожалению, его руки прижались туда, куда не должны были.
— Эй! — закричала я. — Ты держишься за мою по-о-о-а-а-а-а!
Мы пропали в небе.
24
— А-а-а-а-а-а-а-а!
Земля пропала под ногами Квентина. Выглядело как при запуске ракеты, если смотреть с ее вершины вниз, было видно витки огня и дыма, толкающие тебя все выше. Только это было в миллион раз быстрее, и дым не закрывал вид на уменьшающуюся Землю.
Улица, квартал, район, полуостров. Я кричала. Ветер вызвал слезы на моих глазах. Я могла умереть от страха в его руках. Стоило отомстить ему и обмочиться на него.
Но я узнала со временем, что мы пролетаем над Рыбацкой пристанью, ужас превратился в радость. Я все еще была жива, и я могла вопить от радости.
Мы медленно развернулись. Мир перевернулся, а потом выровнялся. Квентин делал сальто.
Мы собирались спускаться. Я сжала его крепче, тело трепетало. Может, мы все-таки умрем, разобьемся о землю так, что от нас ничего не останется. Вот и узнаем.
Я думала, Квентин решил погрузиться в воду, но стало видно ржавые красные башни моста. Я приготовилась к удару, но не он.
Его ноги ударились о раскрашенное железо и не сдвинулись ни на дюйм, приземлились идеально. От резкой остановки я должна была взорваться. Платформа должна была загреметь. Ничего не было.
Другие законы физики, точно.
— Мы на месте, — сказал Квентин.
Я не слезала. Я восторженно похлопала его по груди.
— Еще! — кричала я — Еще! Отправимся в сторону виноградников!
Он опустил меня на ноги.
— Это не развлечение. Мы прибыли к поезду.
— Вредина, — я дернула его за ухо, щелкнула по своей серьге, что была там.
Мы были одни высоко в сером небе. Я знала, что порой на вершину моста пускали людей, так что платформа была ограждена. Но я все еще не могла прийти в себя от полета, и красная башня казалась чужой территорией. Горой Олимп на Марсе.
— Оглядись и скажи, что ты видишь, — сказал он.
— Я вижу город.
— Хорошо. А теперь открой глаза и скажи еще раз.
Я послушалась и поняла несоответствие.
* * *
Пейзаж вдруг стал картиной, полной ярких мазков кистью и смешанных пигментов. Я видела детали мира в толстых контурах цвета и черного. Я не ощущала высоту. Окна маленьких зданий были видны так же хорошо, как самые высокие шпили города.
— Ого, — прошептала я.
Машины танцевали по мосту, как будто в мультфильме. Я видела пассажиров внутри, на их лицах были разные эмоции. Тот был голоден. Той было скучно. Ребенок умалчивал о секрете.
Я ощущала себя так, словно могу коснуться всего в дальнем конце города. Дальше. Я хотела пробраться за западный горизонт к Сьерра-Неваде.
Я посмотрела на Квентина и застыла. Он пытал, как золотой костер.
Энергия лилась из него волнами. В воздух вылетало столько силы, что атмосфера шипела. Внутри него был обжигающий жар, но меня он не задевал.
Вокруг его плеч было видно силуэт другого облика. Твердой, как алмаз, кожи. Мягкого, как бархат, меха. Сдержанная дикость на лице. Он был восхитительным. Богоподобным. Победоносным.
— Ну, — сказал он двумя голосами, обычным баритоном и басом, способным расколоть небо. — Есть, что сказать?
— Да. Ты подлил что-то мне в кофе?
Квентин рассмеялся, его могли услышать в Нью-Йорке.
— Нет. Кофе был дорогим, и все. У тебя истинное зрение, Джини. Мое истинное зрение. Я привык видеть мир, каким ты его видишь сейчас, но этого почти не осталось. Наша сила, похоже, так переплелась в старые дни, что, когда ты стала человеком, ты забрала это у меня.
— Мне искренне жаль, — сказала я. Было ужасно обидно отдавать такую способность кому-то, а у меня она была только пару секунд.
— Попробуй увидеть ложь, — сказал Квентин. — Это удобно.
— Тогда тебе придется соврать мне.
Он опешил, это было понятно, ведь у него было много вариантов для выбора.
— Я тебя ненавижу, — выдавил он.
Когда Квентин сказал это, темный металлический пузырь сорвался с его губ, словно он выдул его из ртути. Он пульсировал в воздухе, крохотная медуза, а потом рассеялся.
— Жутко, — сказала я. — Не думаю, что захочу знать всякий раз, когда мне врут люди.
— Это порой удобно, поверь.
Я продолжила любоваться пейзажем. Это была движущаяся картина, увеличивающаяся и уменьшающаяся, когда я хотела. Я смотрела, как в океан уплывает корабль, полный миндаля и банок с томатами. Один из матросов блефовал в покере, у него были плохие карты.