- Километров пять, - когда разогнав машину, переключился на последнюю здесь, четвертую верхнюю передачу, произнес я. – Через пять минут доедем, смотри по сторонам внимательней, как бы не пропустить.
Через пару минут еды увидели такси, нагло ехавшее по встречке. По мере того, как машины сближались, машина прижималась к обочине, а когда оказалась совсем рядом, вдруг резко вильнула, подставляя нам свой бок.
- [Негодяй]!– в один голос выдохнули мы с Махмудом, когда я топнул по тормозам.
Такси развернулось через разрыв в ограждении дороги и теперь снова ехало во встречке, только теперь уже параллельно с нами. Нажав на педаль, пытаясь ускориться, я хотел посмотреть в глаза дебилу за рулем, но рыдван не разгонялся – очень уж старый и усталый. В этот момент из медленно удалявшегося такси высунулась рука, что-то жестикулируя – водитель там явно почувствовал мое настроение.
Но они здесь все такие, я уже заметил – окна нараспашку, и язык жестов постоянно. Как у велосипедистов - высунутая в окно рука вместо поворотников.
Еще через минуту такси вильнуло, и съехало с дороги в сторону моря, подняв за собой клубы пыли.
- Это они куда? – провожая желтую машину взглядом, сморщил лоб Махмуд.
- Купаться может? - глядя вслед небрежному водителю, наклоняясь все больше вперед, тоже проследил я за такси.
Вскоре столб пыли исчез из поля зрения, и мы начали вновь вглядываться вперед, высматривая автобус.
- Вон-вон-вон! – даже подскочил Махмуд.
- Не ори, вижу, - сморщился я и, вытянув по страусиному голову, съехал с дороги.
- Серега, зачем? – заерзал узбек, - а если?
- Не ссы, лягуха, болота нашим будет! – чувствуя, как похрустывает усталый кузов рыдвана, медленно вел я машину по следу, составленному вылетевшим с трассы автобусом. Сам он белой тушей лениво разлегся неподалеку в небольшом распадке, отклячив вверх широкую корму.
Проехав метров двадцать, и описав полукруг, почти развернув машину, я заглушил двигатель. Тут же стало очень тихо, лишь потрескивал горячий мотор. Махмуд легонько пихнул меня в плечо и показал на дорогу. Я сразу напрягся – вдалеке двигалась серьезная, темная гусеница военной колонны.
Мы с узбеком так и сидели в машине, пока около десятка грузовиков на высоких колесах, увешанных защитными решетками, ревя моторами проезжали мимо нас. Некоторые водители – смуглые парни, все в солнцезащитных очках, смотрели заинтересовано на нас, но остановиться никто даже не подумал. Только пятый или шестой грузовик немного вильнул в сторону и боднул широким, агрессивным бампером стоящую наполовину на полосе, наполовину на обочине легковушку - видимо участницу аварии с автобусом. Машинка от удара отлетела как игрушечная, захрипев сминаемым железом.
Раз за разом обдавая нас рокотом, грузовики наконец проехали, и понемногу скрылись вдали.
- Кто это, как думаешь? – глядя вслед колонне, спросил Махмуд.
- Тебе не [все равно]? – пожал я плечами, уже отвернувшись и всматриваясь в автобус.
Узбек открыл было рот что-то сказать, но я остановил его взмахом руки.
«Что?» - был написан в его взгляде вопрос.
- Тихо, - дернув подбородком в сторону автобуса, негромко произнес я, - не вышел никто.
Не торопясь мы с Махмудом вышли из машины и двинулись к распадку, в котором лежал автобус. Картина перед нами открывалась постепенно, по мере того как мы приближались.
Сначала показался ровный ряд накрытых тел. Не менее восьми, точно – из-под цветастых чехлов, снятых с сидений, виднелись посиневшие ноги и руки. Еще немного прошли, и дальше стали встречать трупы уже неаккуратно сложенные, и не накрытые.
Сглотнув ком в горле, я невольно остановился на осыпающемся скосе, осматриваясь, Махмуд же быстро съехал вниз и сейчас осматривал тела.
Я огляделся по сторонам – никого не видно, и тоже съехал вниз. Здесь тягостной патокой воздух наполнил сладковатый запах разложения. Поморщившись, я обошел в автобус и приостановился рядом с трупом хохлушки Юли. Ее окоченевшее, бледное тело лежало выгнутым, лицо застыло в гримасе ужаса, а рот так и остался искажен криком. Широко открытые стеклянные глаза смотрели в небо.
Лицо у девушки сохранилось лучше всего – такое ощущение, что ее рвали на части – одна грудь была разодрана, искусана, а вторая, оторванная, свисала вместе с задубевшей кожей в районе талии.
Над телами густо кружили мухи.
Стараясь не наступать на пятна засохшей крови, я обошел все тела, внимательно всматриваясь в лица. А где лиц было не разобрать, по волосам смотрел.