ФОТО ОХОТА
Эдуарду Пешкову
Консервируя цвет негативом,
Моя ловчая сеть, объективом
Ловит плоские изображения,
Обрекая их на размножение.
И камера моя – машина времени
Как меч при варваре, живет при мне,
Проталкивая бренный мир безвременья
Снаружи – Внутрь – И во вне.
Я не нутром барсеток неприличных,
И не шуршащим золотом наличных,
И не бесплотным золотом кредиток,
Мосток свой тку из виртуальных ниток.
Чтоб не из пошлого взапрошлого,
Следы экзотики простого,
Отправить Правью сквозь столетия,
В Явь настоящего чужого.
ХОТАБЫЧ
Виталию Мащицкому
Звёзды слепы, глухи, немы
Смена дат, не смена темы.
– Без осознанной мечты,
жить, наверно, невозможно.
А с мечтой, – как по нужде, –
терпится, но очень сложно.
– А скажи-ка мне, о, Волька, –
«невозможно!» – это сколько?
Дёрнул волос с бороды,
как и не было нужды…
Имена нам Боги дали,
как десантникам медали.
Жизнь, – ведь по латыни «Vita»?
– За неё!
Вино разлито.
Пот бокала, хрип мангала,
спор поленьев в костровище…
Слово не мешает пище.
Пища утоляет тело. Тело
– лишь доспехи дела.
Дело, – суть и смысл цели…
… Ночь плясала. Угли тлели.
Сосны под гитару пели:
«без друзей жить тоже можно»,
если жить пустопорожно.
Смена лиц – не смена темы:
Главное, – не «где?»,
а «с кем мы?».
НЕДОНОШЕННЫЕ ЖИЗНИ
ПРЕДЧЕЧА
– Это вы сказали, «верю»?
– Счёт за тайную вечерю.
А за явленное чудо,
деньги взял уже Иуда.
Страшно «до», и страшно «после».
Страшно «без», и страшно «возле».
Вверх глаза! Глубокий вдох,
и на выдохе, – мой Боххх…
ВСЕЛИЧНЫИ ПОТОП
Пеплом холодным напудрилось солнце.
Прячется небо за грязным оконцем.
Мохнатые тучи, как тучные лица.
Усталые боги, как старые птицы.
Унылые песни, угрюмые люди,
усохшие кроны, увядшие груди…
Похмельное время окутало город.
Роскошная лень заползает за ворот.
Умы разжижает тягучий обман.
Сердца охлаждает горячий туман.
Иссох мировой океан пустоты…
И ныне, отныне, во мне только ты.
УТРОБНАЯ МЕЛАНХОЛИЯ «ДУШНОЙ» МАТЕРИИ
Нагота души воздела платье плоти,
и познала голод, немощь, боль и холод.
И пока материя не износилась,
выше темечка душа не возносилась.
Боли возжелало тело.
Жизнь судьбу на плоть одела.
Правды дело захотело,
и душа, трудясь, взопрела.
То похмелье от безделья, То отрыжка вялой славы, –
Как шампанское без газа, Как кишки остывшей лавы.
То ритмичная икота
(вспоминает видно кто-то)
То для сердца нет работы,
то корячится в три пота…
Я вчера или сегодня
Через миг или века
Не явлюсь, и не убуду
Ни оттуда, ни туда.
МОНО МЕНТАЛЬНОЕ ВСКРЫТИЕ
Давят смрадные повозки
пешеходные полоски.
Нарисованному слову,
верим больше, чем живому.
Первородная тоска
крутит пальцем у виска…
В храмах драмы – парки зоо.
В барах норах – звёзды шоу.
Мамки кошки. Детки мыши.
В тьму распахнутые крыши.
И из глины исполины.
И уха из петуха.
И подсказки умористов, –
где хи-хи! А где ха-ха!…
Раз мужчинка, два мужчинка:
пузо, лысина, ширинка,
корм, диван, футбол, газета,
пиво, геморрой, диета…
Безпездетные клиенты
удаляют рудименты.
Сев у лесополосы,
бреют грудки и усы.
Спорят, – кто отец, кто мама, – двое.
Две. Нет, – дво Адама.
– С дамским днём восьмого марта!
– Дама? – Дама, – это карта?
– Ну, а если я не дам?
– Нарываетесь, мадам!…
Зацепившись атавизмом
за сухое жизни древо
искушает искуситель
пепси-комой бабку Еву:
– Помнишь, каменная баба,
с мятым фаллосом в руке,
как на первое свиданье
шла с резинкой в кулаке?