ПРИ ЖИЗНИ
Возникают судьбы. Вызревают книги.
Умирают люди, – вот бы им дожить бы,
до того, как люди, судьбы их и книги
оказались вместе в высшей Вышней лиге.
НЕДВИЖИМОСТЬ ДУШИ
Упавшие с ресниц русалки слёзы
в сокрытые слепым туманом плёсы,
Горячее шипение барханов,
как посвист тартарийских атаманов,
И зори чистые, как первые молитвы,
И травы черные, на мёртвом поле битвы,
И злые губы снежной королевы,
вдохнувшие в меня пурги напевы,
И жертвенная чудо-плоть пейота,
И горсть земли, и реки пота,
И горы пепла всех моих костров,
И ржавый звон не видимых оков,
И звонкий посох дедушки Мороза,
изогнутый сомнением вопроса…
Таскаю ВСЁ с собой.
В себе.
Повсюду.
– Доколе?
– А, покуда не убуду.
СМОТРИТЕЛИ ДОРОГ
Шли по стылой водной глади
Плыли по горячей пыли
К вам, – правители тираны
К ним, – пророки и мессии
Мы не демоны, не боги,
А смотрители Дороги,
Просвященные коты
«Тынея» и «Янеты».
Миска-жизнь,
Судьба- сметана,
Ложь
Без сложного обмана…
И доколе не вкусили,
И, покуда, не отняли,
Мы останемся такими
и взалкаем то, что дали.
ПЕРЕЧИТЫВАЯ ЧУВСТВА
Спор – праздноумность из вредности.
Деньги – лекарство от бедности.
Слухи – наветы «по дружбе».
Лесть – продвиженье по службе.
Слышите? Набатом зовёт дорога.
(Не разбудить бы уставшего Бога).
Я ещё раз рискну от себя уйти
Может, удастся с ума сойти.
Модели ступают по подиуму
красиво полураздетые.
Оригиналы же ходят по улицам
в чужую кожу одетые.
Мои логограммы во мне рифмонтированы,
Прежде чем во вне экспортированы,
Изнеможённые ментальной диетой,
На подмостках-строчках совсем раздеты.
Концентрируюсь на времени настоящем.
Откровение – ещё не раскаяние.
Душевные болезни безнравственно излечены.
Признание – не покаяние.
А я хочу на небеса,
потому что при жизни их не видел.
Но, наверное, никогда туда не попаду
Потому что не по настоящему ненавидел.
Поэтому, мне страшнее днём, чем детям ночью.
Но не заплачено, не значит не куплено.
Чувствую предчувствие нового чувства,
Пока не притУпленного.
ЭПИТАФИЯ
Ныне я: и серый камень, и березки, и трава,
твоя память, строчки эти, и опавшая листва.
– Ты ведь помнишь? – Вижу, помнишь!
Значит, было, всё не зря.
Мы по-прежнему любимы,
и по-прежнему друзья…
P.S.
Ты тут долго не сиди
Улыбнись!
Ну, всё.
Иди…
Мы не здесь, а в вашем сердце,
с солнцем, ветром и дождем
Вы, пожалуйста, живите!
Мы вас любим, но не ждём.
И
Стеклянная мышь и бумажная кошка
В сугробах растят ледяную морошку.
И совы, надев ритуальные маски,
Угукают им разноцветные сказки
Три ангела голых сидят на карнизах
Как сплетни, они не нуждаются в визах.
И сливки с наливкой бармен мне смешает,
И жизнь нашей смерти совсем не мешает.
И вспухнет закат, будто вечер вскрыл вены
И башни слетают, и рушатся стены
Воспеты пороки и в моде изъяны
И бывшие люди, – опять обезьяны
ЛЮДИ – ПАХНУЩИЕ СОЛНЦЕМ
Сквозь намытое оконце, разомлевшее на солнце,
вижу то, что слышу сердцем, сквозь закрытые глаза
и строкой, душе навстречу, прожигает путь слеза.
Выдохнул я строчки в руки, и к словам прилипли звуки:
Динь-дилинь,- как Ванька-встанька поднялась из пепла
банька.
Гули-гули-гули-гули, – и на кровь слетелись пули.
Цып-цып-цып, – и на дорожке, тень избы на курьих ножках.
Рассупоненный мужик точит ножик, – вжик да вжик…
Звуки запахов наелись,
тени в краски разоделись
– Вовсе это не фигня! – дым туману не родня,
сон и обморок не братья, а луна земле не сватья…
~ 19 ~