Выбрать главу

— Короче! Чего надо?

Замялся штатский. Оглянулся на меня.

— При нем можно, — заверил Лёха. — Короче!

— Короче?.. — беспомощно переспросил Лёхин двойник. Потом вдруг решился и выпалил: — Давай снова местами поменяемся!

Обалдел рядовой. Я, кстати, тоже.

— Т-то есть… В смысле?

— Ну в смысле я — сюда, а ты — ко мне, в село…

— Погоди! А кем ты сейчас в селе работаешь?

— Да это… коровник строю…

— Думаешь, здесь легче?

Понурился двойник, не ответил. А Лёха уже напряженно что-то прикидывал.

— Все равно не понимаю, — сказал он наконец с досадой. — Мне-то зачем в село? Ну дослужишь ты за меня здесь… И кто тебя в селе хватится?

— Да тут такое дело… — страдальчески скривив физию, выдавил тот. — В общем… женился я там…

Рядовой Леший обмяк, потом взглянул на меня, как бы приглашая в свидетели.

— Ну не идиот?.. — безнадежно спросил он и, не дожидаясь ответа, снова повернулся к бывшему своему благодетелю. — Дай подумать.

— Долго?..

— До вечера. Виноградники видишь? За ними сливовый сад. Вот будь там ровно в семь часов… Я к тебе через дыру выйду. А сейчас — свободен!

…Мы долго смотрели ему вслед. А потом вдруг обратили внимание, что в десятке шагов от КПП сидит на бетонке комбатова Маринка и с любопытством нас разглядывает, вывернув морду набок. Черную, с белыми пятнами над глазами.

* * *

А я ведь так и не рискнул вытрясти из Лёхи всю правду. Пугала она меня. Спросил только:

— Он тебе кто?

Рядовой Леший сердито покосился на меня и не ответил.

Некоторое время шли молча.

— Нет, ну ни хрена себе… — с недоумением промолвил он наконец. — Это что ж за жена такая, от которой в армию сбежишь? В медовый месяц! Хоть бы второго года службы дождался, а то…

— Да может, жены и нет никакой, — сдавленно отозвался я.

— А что ж он тогда…

— Наврал!.. Может, он там что серьезное натворил… Осторожней, Лёх! Приедешь в село, а тебя под суд… Зря ты у него паспорт не проверил. Вдруг там и штампа нет… В тюрьме ты за него сидеть не подряжался! Еще неизвестно, сколько ему дадут…

И погрузились мы вновь в тревожные раздумья. Причем угроза утратить друга пугала меня гораздо больше, чем крушение материалистических воззрений.

Вскоре сверкнул впереди над кронами военнообязанных акаций дюраль нашей «консервной банки».

— Так что ты решил? — спросил я.

— Не знаю еще…

Тут возле штаба завыл ревун — и побежали мы на позиции. В норматив уложились (три минуты). А большего от нас и не требовалось: в ту неделю боевое дежурство нес первый огневой дивизион, а мы-то — второй.

Заняли свои места в кабине, ждем появления лейтенанта. Лейтенант так и не появился, а потом и готовность отменили.

— Ну хорошо! — сказал я. — Допустим, не соврал он. Поменялись вы местами. Он служит здесь, ты живешь с его мымрой… Погоди, не дергайся, дай договорить!.. Но потом-то — дембель! Так и так возвращаться…

— А оно ему надо?

— А тебе?

— Мне — нет! Кончится май — все равно в лес уйду.

— А в розыск подаст?

— Кто? Жена?

— Ну да…

— Пускай подает. Меня не найдут, а его… Ну, тут уж как повезет!.. Чего лыбишься-то?

А лыбился я вот чего: пришло вдруг в голову, что, раз поперли из комсомола, то имею полное право верить в леших, домовых и прочих кикимор. Хотя я ведь еще и политинформатор… Да, неловко…

* * *

А к вечеру нас вызвал комбат. Какой-то он на этот раз был загадочный.

— А выйдем-ка перекурим, — неожиданно предложил он.

Должно быть, хотел поговорить без свидетелей.

Мы выбрались из недр холма сквозь дверцу в чудовищных железных воротах и, взойдя по пологой бетонной дорожке, расположились в курилке под масксетью. Там уже виляла хвостом Маринка.

Душные азиатские сумерки. Над горизонтом всплывает в сером мареве облако мельчайшей золотой пыли, похожее на обман зрения. Это из невероятной дали мерцает вечерний Ташкент, куда нас иногда отвозят на гауптвахту.

— С тобой все ясно… — Огонек комбатовой сигареты кивает в мою сторону. — А с тобой так… — Теперь он нацелен прямиком на Лёху. — «Год интендантства — и можно расстреливать без суда». Кто сказал?

Лёха робеет:

— Н-не знаю…

— Генералиссимус Суворов сказал.

Судя по зачину, разговор предстоит долгий. А на часах, между прочим, без четверти семь. Однако долго комбат говорить не любит:

— Помидорный сезон кончается, огород будем ликвидировать. В ноябре старшина Лень уходит на дембель. Примешь у него каптерку.

— Товарищ майор… — лепечет Лёха. — Я ж рядовой…