— Придурок!.. — визжала Громовица. — Пусти!..
Их отпустили. Похоже, нападавшие сами были несколько ошарашены.
— Да это ж Громка… — растерянно сказал один. — Из нашей резервации…
— А у этого вообще ничего… — не менее растерянно сообщил другой.
Антон Треплев сидел на земле и ошалело разглядывал троицу юных (как выяснилось) супостатов. Все примерно одного возраста, все примерно одинаково одеты, на пузе у каждого красуется один и тот же портрет. Присмотревшись, Антон узнал в изображенном себя.
— Ну круто!.. — не спуская глаз с Треплева, вымолвил тот, что отобрал плеер у Громовицы. — Слышь, мужик… Дорого стоило?
— Что именно? — сердито спросил Антон, поднимаясь с земли и отряхивая задницу.
— Ну… пластическая операция… Класс! Глянь, Тиш: ни шрамика!
— Швов не видать, — ревниво посопев, согласился коренастый Тиш. — А нос не похож…
Сверились с портретом на пузе соседа и снова уставились на незнакомца.
— Ну а чего ты хочешь? Чтобы вообще один в один?..
— Может, представимся для начала? — прервал их тот, кого разглядывали. — Меня, например, зовут Антон.
— Во дает! — поразился один из троицы. — Слышь, дяденька! Может, ты еще и Треплев, например?
— Например! — с вызовом отвечал ему Антон. — А вот вас, молодые люди, как величать прикажете? Тиш, насколько я понимаю, Тихон… А ты?
Спрошенный помялся, вздохнул.
— Тоже Тихон, — раскололся он.
— Тихон, — не дожидаясь вопроса, буркнул третий.
— Три Тихона?!
— Ну а что? Самое частое имя в резервациях…
— Потому что тихое?
— Ага…
— Как же вы между собой-то? Первый, второй, третий?
— А погремухи на что? — с достоинством возразили Антону. — Я — Тихуша, он — Тихоня, а вот он — Тишина… Можно просто Тиш.
Треплев еще раз оглядел представившихся. Погремухи им, следует признать, прицеплены были весьма удачно: хитроватый Тихуша, простоватый Тихоня… Озадачивал лишь Тишина.
— Почему Тишина?
— А даст в лоб разок, — охотно пояснили в ответ, — и тишина…
Ну вот теперь все понятно.
— Погодите! — спохватился Антон. — А Громовица? Что-то не слишком тихое имя…
— Родители так назвали, — нехотя призналась та. — Отшибленные они у меня. Я от них в резервацию сбежала…
Ишь ты! Вон у них тут, оказывается, какие страсти кипят! Чистый Шекспир.
— Ты, дяденька, от разговора-то не уходи… — хмуро посоветовал коренастый Тиш. — Фамилия твоя как?
— Говорит, Треплев, — негромко сообщила Громовица.
— Ничего себе! — восхитился Тихуша. — Вообще-то за такое отвечают… — Оглянулся на сообщников, ища у них поддержки, и, найдя, возмущенно продолжал: — Да я, чтоб эту майку заслужить (звучный удар кулаком по матерчатой физиономии Антона Треплева), в городе четыре динамика разбил, еле ушел… А Тихоня?! Да для него за периметр выйти — подвиг! Он — клинический! Он сознание под бомбежкой теряет!.. А ты что сделал? Чем ты знаменит вообще, чтобы с такой мордой шастать?..
— Чем знаменит?.. — Голос стал жестяным, даже задребезжал малость. Страха перед тремя подростками Антон не испытывал, а накопившееся нервное напряжение требовало разрядки. — Знаменит я, Тихуша, тем, что имя мое — Антон, фамилия — Треплев! Чем еще? Тем, что это моя собственная морда и никакой пластической операции я не делал! Может, тебе паспорт показать? На, гляди!..
Он и сам понимал, что ведет себя предельно глупо, но справиться с собой не мог. Притихнуть бы, осмотреться, а не документы предъявлять! Кстати, выхваченная из кармана книжица в пластиковой гербленой обложке произвела впечатление еще до того, как была раскрыта.
— Ой… — сказал Тихоня. — Правда, паспорт…
Видимо, личность теперь удостоверяли каким-то другим способом, и надо думать, с недавних пор, поскольку о паспортах забыть не успели.
— Покажь… — выдохнул Тихуша.
Антон раскрыл паспорт на главной страничке.
Три юные физии подсунулись поближе, затем отшатнулись и стали жестоки. Если раньше таинственного незнакомца можно было уподобить уголовнику, не способному отчитаться по всем своим наколкам, то теперь он открыто напрашивался на обвинение в кощунстве. Паспорт… Подумаешь, паспорт! Если рыло себе новое смог заказать, то уж паспорт-то…
— Дядя, ты кто?
В голосе Тиша звучала угроза, и Антон поспешил спрятать документ, освободив таким образом руки — глядишь, понадобятся вот-вот.