Об Иоганне Себастьяновиче и Оболенском — ни слова. Равно как и о Ефиме Григорьевиче Голокосте. Мелкая сошка…
Тоска нахлынула вновь. Назад дороги нет. Хочешь не хочешь, а придется выживать. И не где-нибудь, а именно здесь. И не когда-нибудь, а именно сейчас…
Не выключая, сунул учебник под подушку, отбросил махровую простыню, встал и вышел на балкон, если, конечно, можно так назвать огражденную резными перилами внешнюю галерею. В дальнем ее конце растопырились несколько плетеных кресел, а над ними всплывал просвеченный луной сгусток трубочного дыма.
Ночи в августе были все так же прохладны, как и двадцать лет назад. Антон приостановился, прикидывая, не вернуться ли за одеждой.
— Тут пледы есть… — негромко сказали ему из кресла.
Приблизился, принял из рук хозяина сложенный плед, развернул, накинул на плечи, сел напротив. Помолчали.
— Много чего стряслось? — хмуро спросил Антон.
— Когда?
— За последние двадцать лет… Войны, как понимаю, не было?
Иоганн Себастьянович ответил не сразу. Долго смотрел на собрата по бессоннице, потом затянулся и вновь выпустил в лунный свет дымного призрака.
— Так… Были по мелочи…
Голос его звучал почти равнодушно.
— Все не поверишь никак… — с горечью упрекнул Антон.
— Во что? — со скукой переспросил бывший карточный партнер. — В очередное воскрешение Треплева? Нет, конечно…
— Очередное?!
— Переигрываешь, — последовало замечание. — Тот же текст, но не так трагично… Поверь мне, выйдет естественней…
Антон задохнулся от злости.
— Кстати… — кое-как совладав с собой, сипло промолвил он. — Все хотел спросить… Компонастер — это кто?
Компонастером двадцать лет назад Оболенский дразнил за преферансом Иоганна Себастьяновича, и Треплев сильно надеялся, что давнее это словцо послужит чем-то вроде пароля. Не послужило.
— Согласно какому-то допотопному словарю, плохой композитор… — ничуть не смутившись, сообщил бывший носитель обидного прозвища. — Как насчет коньячка?
Что столик, за которым они теперь сидели, вполне себе сервирован, Треплев заметил еще издали. На круглой стеклянной столешнице помимо пепельницы располагались поцелованная луной вскрытая бутылка, блюдце с сыром, тонко нарезанный лимон, два приземистых фужера… Два. Стало быть, не в бессоннице дело. Стало быть, ждал.
— Так что вы там затеяли? — осведомился Иоганн Себастьянович, разливая. — Что-то грандиозное, я полагаю… раз уж до таких подробностей докопались…
— Где?
— В Конторе! Хитрите, хитрите… Сами себя перехитрите. Как всегда… Твое здоровье!
Машинально чокнувшись, Антон сделал чисто символический глоток и отставил свой фужер на толстое стекло столешницы.
— Короче! Что от меня требуется? — впрямую спросил плохой композитор. Глаз видно не было, но казалось, что смотрят они из залитых тенью впадин надменно и несколько презрительно. — Подтвердить второе пришествие? Или какое оно там по счету? Подтвержу… Только зачем так сложно? Облава эта, вторжение на частную территорию…
— У вас тут что, еще и самозванцы были?!
Иоганн Себастьянович лишь всхохотнул демонически.
— И позволь напомнить, — язвительно добавил он, — судьба их, как правило, оказывалась трагичной…
— Восемь могил Треплева? — холодея, догадался Антон. — Девятая — поддельная…
Хозяин не ответил. Откровенно ждал, когда гость перестанет валять дурака.
А тот с застывшей улыбкой проводил взглядом нечто мимолетное, напоминающее крохотный фосфоресцирующий геликоптер. Мельтеша прозрачными крылышками, оно вычертило над перилами сложный мерцающий зигзаг — и сгинуло.
— Это не тебя пасут? — внезапно поинтересовался композитор.
Антон очнулся.
— Ты о чем?
— О беспилотничке. — Последовал выразительный кивок в ту сторону, куда скрылась ночная летучая тварь. — Ну ясно… Пробуют на роль и все пишут?
Треплев встрепенулся, уставился в лунную мглу.
— Так это…
— Нашел кого спрашивать! Может, и впрямь насекомое… Тебе лучше знать! Их ведь сейчас один в один делают — поди отличи… Так какое у тебя задание? Убедить меня, что ты явившийся из прошлого Треплев? Убеждай…
— Кажется, бесполезно… — с горечью произнес Антон.