— Ну а конкретно… Что именно не умеешь? В карты играть умеешь?
И я увидел, как рядовой Леший побледнел.
— Никак н-нь… Т-то есть… Так точ-ч… э-э…
— Два наряда вне очереди!
— Есть два наряда вне очереди! — с облегчением выпалил рядовой Леший.
Да уж, майор майору рознь. Это вам не Карапыш какой-нибудь. Впечатлил он меня. Сильно впечатлил. Что до Лёхи — тот был просто подавлен. Таким я его еще не видел.
— Слушай, по-моему, он меня расколол…
— Кто? Комбат?
— Ну да… Насквозь видит…
— Через козырек?
Крякнул Лёха, с досадой тряхнул стриженой башкой. Башка у него была, кстати, клиновидная, чуть сплющенная с висков.
— И на хрен я соглашался? — горестно молвил он. — Глядишь, еще бы кто по той опушке прошел… развязал бы… Главное, сидит сейчас где-нибудь в забегаловке, пиво, небось, пьет, а тут за него…
И я наконец разозлился:
— Слышь! Лёх! Завязывай, да? Хватит уже, наигрались в лешего…
Он лишь печально покосился на меня и не ответил.
— Короче, ты! Цыган… — начал я с подковыркой.
— Я не цыган!
— Ладно, не цыган… Леший. А комбата надурить — слабó?
Лёха вздохнул:
— Надуришь такого…
— А чего он тебя про карты спрашивал?
— Ну так меня ж почему связали и бросили? — взвыл Лёха. — В карты я у них выиграл! А они говорят: мухлюешь!..
— Лешие?
— Лешие!
И я вновь восхитился, как он, зараза, выкручивается!
— На что играли хоть?
— На белок.
— А ты правда не мухлевал?
Помолчал, посопел:
— Да так… немножко…
И я даже сам не заметил, как вернулся в прежнюю колею.
— Слушай, — сказал я. — Вот ты говоришь: сидит пиво пьет… Ну этот… настоящий Лёха Леший… Так он же теперь никто, получается! И звать его никак! Паспорта нет, прописки нет, на работу хрен устроишься… Два года скрываться? Нет, уж лучше отслужить…
— С таким комбатом? Ну на фиг…
— А долг Родине отдать?
— Да иди ты…
— Оу! Ты! Боец!
Чисто инстинктивно оправил ремень, обернулся. В курилке сидел рядовой Наумович, а рядом с ним стояло пустое оцинкованное ведро. Устремленный в мою сторону взгляд старослужащего показался мне сильно озадаченным.
Предчувствуя недоброе, приблизился я к курилке.
— Сядь, — велел Наумович и похлопал по доске.
Деликатно присел.
Рядовой Наумович — тоже «дедушка», но в отличие от рядового Горкуши куда более вменяем. Оба прокалывают иголкой дни в карманном календарике, оба считают, сколько осталось до дембеля, но чувства у них при этом, поверьте, совершенно разные. Горкуша — тот втайне сознает, что дóма «на гражданке» ничего хорошего его не ждет, вот и упивается властью напоследок, а Наумович… Этот, пожалуй, попроще, понаивнее.
— Дружишь с Лешим? — отрывисто спросил рядовой Наумович.
— Дружу.
— И чего он?
— Н-ну… Леший.
Замолчал старослужащий. Надолго.
— Случилось что-нибудь? — осмелился я полюбопытствовать.
— Дал… ему… ведро, — тяжко одолевая каждое слово, заговорил рядовой Наумович. — Послал к старшине… в каптерку… Говорю: принеси…
— Ведро сельсин-датчиков? — догадался я.
— Угу…
Извечная хохма наших «дедушек». У старшины Леня очень плохо с чувством юмора, зато очень хорошо с чувством собственного достоинства, так что посланному в каптерку салабону влетает всегда по первое число.
— И что?
— Принес…
— Ведро сельсин-датчиков?! — не поверил я.
Мрачный кивок.
— Как они хоть выглядят? (Меня это и впрямь сильно интересовало.)
— Так… хрень какая-то…
— И где они?
Клянусь, большего недоумения мне еще ни на чьем лице видеть не доводилось.
— Когда принес, в ведре были…
И мы оба повернулись к пустому оцинкованному ведру.
— Лёха! — прошипел я, поймав своего дружка за ангаром, где тот копал траншею. — Ты что, совсем нюх потерял?
— А что такое? — не понял он.
И я рассказал ему про Наумовича.
— Сегодня же всем растреплет! Не он — так старшина Лень!
— Да я к старшине и не ходил даже…
— Без разницы! Одного Наумовича хватит!.. Неужели нельзя было, я не знаю… память ему, что ли, отшибить?..
Лёха вогнал лопату в грунт, поморгал растерянно.
— Слушай, не догадался… — виновато промолвил он.
Эх ничего себе! Так он еще и память отшибать умеет?
Глава 3
— Значит, говоришь, ведро сельсин-датчиков?