Открыл термос и сделал несколько глотков, чтобы смыть ком, подступивший к горлу. Встал, обошел комнату по кругу. Похрустел костяшками. Злость разлилась по всему телу, но злость необычная. Она не искала объект ненависти вне, он злился на себя. Впервые за бесконечность. Пять лет сожжённых слепой яростью, горем и сумасшествием. Неужели он настолько слаб, что позволил взять верх над собой? Даже не пытался бороться, упивался страданием, уходил с головой в пучину гнева. Каждый раз, когда накатывал приступ, просто отдавался ему, не сопротивляясь. Не видел то тепло и любовь, которое дарили братья. И только когда потерял вообще все, даже не успев попрощаться, понял. Отдал бы все сейчас, лишь бы увидеть Альберта и Германа, обнять поблагодарить. У них же дети были, его племянники и племянницы. Сколько их не видел, и видел ли вообще. Вспышкой перед глазами встал образ родителей. Если мама умерла сразу после сестры, то в смерти отца виноват он сам. Если бы не сдался, если бы хоть как-то пытался вернуться к нормальной жизни, возможно он бы пережил весь тот кошмар. С папой тоже не попрощался, лежал в психушке. Герман сказал лишь спустя месяц, боясь окончательно разрушить психику.
Из глаз побежали слезы. Сел на пол возле стены, обхватив колени. В себя привел только резкий запах мочи. Справа на обоях мокрое пятно, распространяющее зловоние. Встал, вытер лицо рукавом и подошёл к окну. Стараясь хоть как-то отвлечься от мыслей, включил тепловизор и начал рассматривать окна домов.
— Сахар. Пчела на связи. Как обстановка. Прием. — Затрещала рация.
— Очень остроумно. Все в порядке. — Прокашлявшись, сказал Марк.
— Не нарушай порядок радиообмена. В конце слов, говори — прием. Прием.
— Обстановка спокойная. Прием.
— Ты на месте? Прием.
— А где мне еще быть? Прием.
— Ясно. Дом не покидай, демаскируешь секрет. И про растяжки не забывай. Контрольная связь, через десять минут. Отбой. — Рация замолкла.
Сделал еще круг по комнате. Посмотрел на часы. Пятнадцать минут десятого. За окном полностью стемнело. До смены еще долгие девять часов. Еще раз осмотрел окресности, на этот раз в прибор ночного видения. Ожидал увидеть четкую и детальную картинку, как в кино. Увидел лишь мешанину из черного белого и зеленого, в которой сложно что-то разобрать Лишь сосредоточившись, смог различить силуэты домов, окон и заборов. Все тихо. Закричал сыч, разрывая почти полную тишину. Вернулся в кресло, открыл вакуумную упаковку сэндвичей.
«Интересно, сами делают или нашли в супермаркетах? Хотя давно уже все пропало».
Бутерброд оказался отвратительным: безвкусный хлеб, как вата и колбаса почти полностью из жира, противно липнущая к небу. Не доел, засунул обратно. Покрутил автомат, отстегнул магазин, вытащил патрон. Приятно тяжелый, прохладный. Подбросил его в руке, покрутил. Красивый.
«Надо сделать себе кулон из пули, прикольно получится. Можно будет Джавида попросить, или Вадима».
Убрал один патрон в карман, пристегнул рожок обратно. Покружился еще по комнате, попробовал, удобно ли подхватывать оружие. Идеально. Опускаешь руку, и прямо под ладонью — рукоятка, сама влетает. Вадим точно знает толк в оружии. Еще раз посмотрел на часы — двадцать пять минут десятого.
«Блин, думал уже ближе к десяти».
Секунды растянулись на минуты. Время словно издевалось, растягивая смену.
— Марк, ты как там? Прием.
Сначала схватил дежурную рацию, потом понял, что звук из кармана.
— Вадим ты?
— Дедушка мороз. Я конечно, кто же еще. Не забывай «прием» говорить, а то не знаю, хочешь еще что-то сказать, или уже закончил. Прием.
— Извини. Все нормально. Сижу в секрете. Прием.
— Ясно. Ничего странного не замечал. Прием.
— Да вроде нет. Привезли, посадили. Простой двухэтажный дом. Дима, когда уходил, растяжки поставил. Прием.
— Что сделал? Растяжки? Прием.
— Ага. Мне мины в оружейке выдали. Он их установил. Прием.
— Понял. Из комнаты не выходи и в коем случае. Прием.
— Что-то не так? Прием.
— Есть моменты, вызывающие подозрения. Блин, не вовремя это все. Ладно. Скоро выйду на связь, не пропадай. Конец связи.
Слова Вадима вселили тревогу. Если время до этого тянулось, то сейчас чувствовал себя муравьём застывшем в янтаре ожидания. Дмитрий каждые десять минут вызывал по рации, и постоянно задавал вопрос «ты на месте?». Воеводов вышел на связь спустя чертовски длинный час.