Она быстро перебрала в уме расположение остатков роты. Да, кажется все там, где надлежит, и все готовы. Осталось, чтобы собранная на живую нитку конструкция сработала.
— Двадцать. Девятнадцать…
— Приготовьте перископы! — скомандовал Фидус, вовремя припомнив. — Если проскочим, нужен будет обзор.
Священник посмотрел в триплекс. "Шестьдесят четвертый" быстро догонял и на взгляд монаха удар в борт был неизбежен. Но если Вакруфманн считала, что шансы есть, значит, они есть, шестеренки умеют считать. Если оторванная башка не ошиблась. Если не солгала. Или…
Монах специально прищурился, чтобы увидеть как можно меньше, не оскверняя глаза и душу созерцанием недостойного, запретного. Однако даже так зрелище наполнило его страхом и отвращением, но в то же время необъяснимо притянуло. Слишком много света, ласково-сиреневого, мягкого, с карамельными оттенками, которые хочется пробовать на вкус. Выглядит как мороженое на сливках морской коровы, лакомство, достающееся детям лишь по большим праздникам, потому что молоко целиком идет в армейские поставки, насыщая воинов Императора. Священник мог, наверное, в точности припомнить все эпизоды, когда ему доводилось пробовать чудесное мороженое. У него был точно такой же цвет, с легким глянцем, а если коснуться языком…
Монах в ярости ударил кулаком по заслонке, до крови, разбивая костяшки, чтобы избавиться от морока.
— Не смотрите, не смотрите! — крикнул он. — Это злая отрава!!!
Берта, которой явно пригрезилось что-то свое, отшатнулась, закрывая глаза ладонью, мотнув головой, будто вытряхивая из головы чужие, наведенные мечты, замаскированные под воспоминания.
Вражеский бронепоезд был облеплен обезьяноподобными фигурами, странно искаженными, ненормальных пропорций. И было их много, намного больше, чем даже штатный состав самоходной роты со всеми обслуживающими частями, включая отделение дорожного ремонта. Не-люди находились в постоянном движении, копошась, будто черви с конечностями, переползая друг через друга и, кажется, цепляясь за металл голыми руками. Человек на такой скорости и на таком ветру давно замерз и упал бы.
Вакруфманн продолжала считать, но Берта странным образом поняла, что не воспринимает числа. Дрожала каждая мышца в теле, пальцы тряслись, нервы гудели, как провода на ветру.
"Сейчас!".
Сейчас…".
Наставница подумала, что давненько ей не приходилось кричать во весь голос чаще двух-трех раз в день, а сейчас она вопит без перерыва. И приказала, сжимая длинную ножку микрофона:
— Приготовиться к удару!!!
Священник упал на горячий твердый пол, схватился за намертво привинченную ножку стола, закрыл глаза.
— Десять…
Священник подумал, что все это похоже на детскую считалку. Такими развлекались дети в поселке, когда не видели взрослые. "Десять колдунов решили колдовать, явилась инквизиция, и их осталось пять". Забавные стишки, которые оказались куда серьезнее, чем думали глупые мальчишки и девчонки в приморском селении.
— Восемь…
Если верить затухающим сигналам, что все еще циркулировали по электронным цепям, сервиторы горели. Обезвоженная плоть тяжело поддавалась огню, ветер напирал холодной стеной, но паровозная площадка уже не была местом тварного мира, и физика в ее пределах подчинялась иным законам. Огонь перекинулся на тендер, и угольный контейнер извергал дымный факел, словно вторая труба. Вода в котле уже прошла стадию пара и превратилась в чистый сгусток энергии, огненное сердце, посвященное Богу-Машине бьющееся во славу Его и только Его попустительством.
"Ты — прожил, мы чтим тебя, Омниссия ждет" — передала двоичным кодом Вакруфманн старому паровозу, и машина ответила воинственным рычанием, словно тигр, напружинившийся для последнего броска. Это было невозможно, и все же военный тягач добавил еще тяги на парораспределительный механизм. Контркривошипы, маятники, ползуны и кулисные тяги молотили со скоростью турбины, и вышли за все мыслимые границы прочности, но там, где правит Чудо, формулам иногда приходится отойти в сторону.
Сервитор Люкт, укрывшись за тендером, приготовил кувалду, готовясь разъединять сцепку, горячий воздух обжигал ему лицо, но полумертвец как будто не замечал этого. Впереди, словно горящие куклы, медленно передвигались сервиторы паровозной команды, выполняя уже бессмысленные движения. Один за другим они падали, умирая окончательно средь дыма и огня. Люкт опустился на колени, чтобы удар не сбросил его за борт или не кинул вперед, в ревущий ад.
— Три.
"Трое колдунов молились богу крови, потом взялись за топоры и вот уже их двое" — вспомнил Священник слова, которые давным-давно запустили долгую цепь очень грустных событий и привели его, в конце концов, бессрочным добровольцем на Маяк и в Отряд.