— Большая жертва, — покачал головой Фидус. — Изувеченный рассудок.
— Я был добровольцем, — снисходительно улыбнулся Эссен. — Тебе не понять.
— Да, это понять трудно, — согласился Криптман.
— Вот поэтому из тебя не получился инквизитор, — беззлобно сообщил Калькройт. — Эссен, в сущности, тот же Люкт. Человек, преданный служению, преданный Императору. Готовый на любую жертву, чтобы служение стало еще лучше, еще эффективнее. Люкт отдал свободу воли и посмертный покой, чтобы стать щитом твоего отца. Эссен отказался от блестящей карьеры и пожертвовал изощренным умом для моей защиты. Это была осознанная жертва ради чего-то высшего.
Священник и Берта переглянулись с видом крайнего нетерпения, но смолчали, решив, что хрен с ним, пусть обсуждают какие-то свои давние разногласия, вмешиваться и тем более торопить себе дороже обойдется.
— Введи в курс дела, — отрывисто попросил, скорее даже потребовал Фидус. — Видимо ты знаешь больше меня.
Шметтау зыркнул на молодого визави нехорошим взглядом, но все же ответил:
— Если сопоставить…
Он сделал паузу, словно инквизитору было физически больно и стыдно описывать феерический провал коллег, пусть даже сам Калькройт не имел к оному отношения.
— … Похоже, тут пытались организовать ритуал "Duo in uno".
— Опа! — не удержался от вульгарного возгласа Криптман. — Они экспериментировали с беременной астропаткой?
Берта выпрямилась, как ужаленная, Священник приосанился и пробормотал что-то наподобие "вот же уроды", остальные отрядовцы, кто слышал эти слова, скривились в отвращении. Пурификаторы привыкли видеть грязь, которую ересь и колдовство поднимали с глубин человеческих душ, но бывают вещи, что способны ужаснуть даже самых стойких.
— Да. Идея в том, что если подготовить и убить ее специальным образом буквально в процессе родов, высвободится большое количество "тонкой энергии". Особенно если нерожденный ребенок тоже имеет дар. Судя по всему, они сумели. Почти сумели.
— Вот уроды, — с искренней ненавистью повторил Священник и подумал вслух, одергивая пластмассовую кольчугу. — Значит вот откуда все эти… несообразности. Очень долгий ритуал?
— Да, — подтвердил Калькройт. — Они проводили сложную ритуальную сетку, организовывали жертвоприношения, сосали энергию варпа, буквально накачивая жертву… или доброволицу. Хотя скорее все-таки жертву. Добивались синергии. Но перебрали. Родовые схватки вызвали такое возмущение, что Имматериум все же пробило без контроля.
— Схватки, — повторил Криптман. — Ну конечно… Ритм!
— Я вспомнил, потому что видел его прежде, когда… принимал роды, — Шметтау сморщился, будто воспоминание было ему неприятно.
— Самоподдерживающаяся воронка? — предположил Фидус. — Постоянные ворота на ту сторону, которые пульсируют в соответствии с запечатленным ритмом?
— Возможно, — кивнул Шметтау. — Но я бы поставил на "зацикленный хост". Заякоренный портал, привязанный к оболочке с разрушенной душой. Так или иначе, через некую сущность в наш мир хлещет чистая энергия Варпа, и пробой не закрыть, пока не уничтожена сущность.
— Что ж, не увидим, не узнаем, — вздохнул Криптман. — Но боюсь, тебя в машину не упихнуть, а вас двоих тем более.
— Выгрузите раненых, — Шметтау, похоже, вообще не собирался дискутировать на эту тему и определенно думал, что два инквизитора стоят хоть всего экипажа. — Избавьтесь от малополезных.
— А мы не можем… это… перелететь просто… туда? — рискнул выступить с предложением Савларец.
— Не можем, — отрезал Шметтау, не снисходя до объяснений.
— Бедная женщина, — с грустью вымолвил пастырь.
— Или преступный доброволец, — сказал молчавший доселе высокий спутник инквизитора Шметтау. Голос был неприятный, какой-то сухой и дребезжащий.
— Это не женщина.
Негромкий, робкий голосок сначала потерялся на общем фоне, мало кто его услышал. Но Калькройт привык замечать скрытое от других, инквизитор замер и поднял вверх два пальца, призывая к тишине.
— Повтори, будь любезна, — с обманчивой мягкостью попросил он, доброжелательно глядя на Ольгу.
Девушка слезла с танка и на всякий случай спряталась за Крипом. Она хорошо запомнила этого невысокого дядьку с добрыми глазами. Он допрашивал ее всего лишь один раз, даже не повысил голос, был неизменно вежлив и улыбчив, но улыбка пожилого мужчины веяла могильным хладом. Ольга накрепко запомнила ощущение, что ее как будто хоронят заживо — вежливый следователь так ловко и хитро все вывернул, что допрашиваемая оказалась в протоколе закоренелой грешницей, которая едва ли не собственноручно вела наивного инквизитора Криптмана к бесславной гибели.