— Вы не можете…
Девушка освободилась от рукопожатия инквизитора, сделала последний шаг назад, по направлению к пламенной завесе. Огонь словно почуял приближение чего-то живого, задергал яркими жгутиками, словно желая поглотить объект.
— Но я могу.
— Без нее нас приплющит, как и остальных в городе, — пробормотала Берта. — Надо остановить сумасшедшую пигалицу.
Ольга будто услышала ее слова и сделала еще один быстрый шаг. Теперь стена живого света искрилась буквально за спиной девушки. Савларец выругался, понимая, что ловить блондинку уже поздно. Ольга хлюпнула носом и совсем не героически высморкалась, пытаясь освободиться от сгустков крови.
— Не трогайте ее, — вполголоса приказал Шметтау. — Возможно, так будет лучше.
— Я не буду тебя останавливать, — грустно вымолвил Фидус. — Я обещал защищать, а не решать за тебя. Но ты поступаешь глупо. И неправильно. Много людей погибло для того, чтобы мы пришли сюда и прекратили… — он широким жестом обвел амфитеатр, превращенный в жертвенник. — Сейчас ты можешь обнулить их жертвы. Сделать их бесполезными.
— Или наоборот.
Девушка обернулась, подняла руку, красно-золотое сияние потянулось к ее пальцам, выбрасывая тончайшие нити, как щупальца.
— Вы все какие-то… — Ольга передернула худыми плечами, на которых порванный и грязный комбинезон висел, как на вешалке.
— Какие-то… — она снова замолкла на мгновение. — Злые.
— Чего?.. — не понял Шметтау, и Фидус подумал — стоило рискнуть жизнью ради того, чтобы увидеть невероятное, удивленного Калькройта Шметтау.
— Вы злые. Недобрые, — пояснила Ольга, и Криптман понял, что девчонка говорит абсолютно серьезно.
— Нет, — поспешила уточнить Ольга. — Понятное дело, живете в таком мире. Тут все норовит оказаться каким-то другим, неправильным. Опасность всегда кругом. Демоны. Черти. Духи машинные. В ад можно постучаться и тебе сразу откроют, да еще с радостью. Дети играют этим вашим уродским императором и жабами, а потом все исчезают, просто так. Потому что кто-то где-то поколдовал. Да… вы злые и жестокие, потому что живете в злой и недоброй вселенной.
На слове "уродским" Калькройт побагровел, безносый Савларец неприкрыто заржал, а Священник пробормотал что-то вроде "пороть еще и пороть…". Высокий инквизитор, которого звали Эссен Пале, скорчил непередаваемую рожу, кажется, он старался подавить усмешку.
— Но… — и снова Ольга запнулась, медленно, тщательно подбирая слова, запуталась окончательно и махнула рукой, выпалив. — Все равно иногда нужно немного доброты. Просто немного доброты.
Она оглядела всех соприключенцев единственным глазом, который светился на грязном и окровавленном лице, как осколок чистого неба.
— Он ведь не плохой, — девушка покачала головой. — Это просто несчастный и брошенный малыш. Ему страшно, наверное, больно. Он очень одинок и кричит от ужаса. Он же не виноват, что крик у него… такой.
— Он не виноват, — тихо сказал Криптман. — Но менее опасным от этого не становится. Младенец убил тысячи, может быть десятки тысяч… И убьет намного больше.
— Отнюдь, — вставил Шметтау без всякого выражения. — Под псайкерский удар попал район с численностью населения в несколько миллионов. Даже если только половина из них стала жертвами, счет идет как минимум на сотни тысяч.
— Или так, — невесело согласился Фидус. — Это не ребенок, это источник страшной опасности. Мы не можем думать о нем как о ребенке. Жалость — роскошь не для тех, кто стоит на страже Империума.
— А вот теперь я вижу сына своего отца, — криво усмехнулся Шметтау. — Жаль, что лишь теперь.
— И ты готов убить малыша? — испытующе посмотрела на Фидуса Ольга.
— Да, — Криптман сначала ответил, машинально, заученно, и уже после задумался. Задумался и повторил. — Да. Если нет иного выхода.
— А я не хочу так, не могу так, — просто, без всякого вызова сказала одноглазая девушка. Она посмотрела в лицо Криптмана, повторила:
— Немного доброты.
И сделала шаг.
Следом за ней бросился высокий помощник с мельтой, но его решительным жестом остановил Шметтау. Эссен недоуменно глянул на патрона, и Калькройт вполголоса объяснил:
— Если она пройдет завесу… Если сможет вынести младенца… Тогда медноголовые нам не понадобятся.
Пале виновато закивал, явно смущенный своей недогадливостью. Савларец взвизгнул, обхватив плешивую голову, ожидая смерти или приступа безумия, однако ничего не произошло. Берта выругалась. Калькройт с видом легкого конфуза покосился в сторону техножрицы.