"И это все, что ли?..".
Ольга ощутимо приободрилась и подумала, что возможно все не так ужасно как ей представлялось. Во всяком случае, сегодня.
— Не понимаю…
Священник почесал широкий нос, перевел метатель в вертикальное положение, зафиксировав кронштейн. Тяжелая бандура клонила монаха на правый бок, желтый баллон за спиной угрожающе светил эмблемой химической опасности. Арбитры почтительно обходили здоровяка в кольчуге стороной — из уважения к сану, а также потому, что "химики" считались еще более сумасшедшими, опасными и ответственными, нежели операторы санитарных огнеметов.
— Не понимаю, — повторил Священник. — Девятый раз подряд.
— Да… — Берта сняла респиратор, позволив наморднику повиснуть на ремне. Холодный воздух куснул подбородок и губы.
— Что происходит, — судя по тону, монах не спрашивал, а задавался риторическим вопросом. — Ложная тревога одна за другой.
Берта пожала широкими плечами, насколько позволяла тяжесть комби-дробовика.
— Как будто та дрянь из океана выжрала всю… — монах не закончил, опасаясь поминать вслух нечестивое.
— Этак мы останемся не у дел, — позволила себе легкую шутку Берта.
К отрядовцам быстро подошел адепт-вериспекс, похожий в массивной броне на двуногого краба, с выступающими во все стороны решетками детекторов. За адептом летел сервочереп, соединенный с хозяином при помощи длинного кабеля. Череп раскинул длинные паукообразные лапки и дергал ими, словно хотел поймать ледяной ветер.
— Господа, прошу прощения, — деловито сообщил вериспекс. — Нам очень… неловко. Кажется опять мимо.
— Нулевая активность? — уточнила Берта.
— Увы, да.
— А ведь сигнал шел такой, словно дрянь тащили прямо в хост… — Священник опять говорил иносказаниями, но собеседники его отлично поняли.
— Шатало так, что у нас провидец сошел с ума, — доверительно сообщил адепт, склонив голову.
— И все? — не удержалась от вопроса Берта.
— И все, — вид у вериспекса был понурый и грустный, как положено ответственному работнику, что самое меньшее неделю теперь будет отписываться по всем инстанциям.
— Ладно, — вздохнула наставница, — тогда поставьте нам печать, что вызов отработан.
— Я приложу запрос о суточной остановке "Радиального-12", — уточнил адепт. — Может, что-нибудь еще найдем. Хотя конечно вряд ли…
— Как скажете, — согласилась Берта. — Это уже коменданту, не наш вопрос.
— Несите бумаги, — грустно подытожил адепт. — Будем описывать.
Священник молча глянул на Берту, наставница так же молча и едва заметно кивнула.
— В машину! Ждем! — зычно гаркнул монах и добавил уже тише, спокойнее. — Нечего зады морозить…
Поезд стоял на окраине "райцентра", холодный ветер пронзительно выл за толстыми бортами, пытался шатнуть огромное сооружение, мел по рельсам белую поземку. Ольга, выбравшаяся из горячего душа, обернула голову полотенцем, скорее по привычке — короткая щетинка отрастающих волос не требовала особой сушки. Можно было открыть броневую заслонку и глянуть, что происходит за бортом, но девушка и так знала — суета, организованный хаос, свет прожекторов, летающие машины, что поминутно садились, падая из чернильных небес. В общем, ничего интересного.
Ольга села, поправила кальсоны на завязках и рубашку, похожую на двуслойную тельняшку, все чистое и теплое. Использованная одежда крутилась под присмотром Безумца этажом ниже в хитрой стиральной машине, которая чистила без воды. Деметриус нараспев молился, Савларец изредка поминал "императорову кровь", пытаясь сготовить на камбузе "правильный хавчик для каторжан", нормальный паек безносый старался не есть, потому что "не по чину опускаться до казенного". Ольгу так и подмывало заметить Савларцу, что он вообще тянет лямку на общей, а это не к лицу настоящему, ровному каторжанину. Но девушка смиряла позывы, не желая накалять.
— Вечер в дом, огонь в очаг, Император в сердце.
Священник был деликатен, он вначале постучал костяшками пальцев по стенке, а затем уже откинул занавесь. Ольга дисциплинированно вскочила с полки, бодро сложила пальцы в осточертевшую аквилу и сообщила:
— Император защищает!
— Защищает, защищает, — монах шевельнул лопатообразной ладонью с мозолями, похожими на роговые нашлепки. — Садись, девочка.
Ольга еще старательнее выпучила глаза в верноподданнической гримасе, ожидая подвоха.