— Садись, — с явственным неудовольствием в голосе уже не попросил, а приказал Священник.
Ольга плюхнулась обратно, на полку спиной вперед, не размыкая пальцев, сохраняя на лице выражение пламенного и фанатичного идиотизма.
— И вот этого тоже не надо, — досадливо поморщился Священник, мгновение подумал и сказал. — Вольно!
Ольга чуть расслабилась, съежившись в ожидании нехорошего.
Монах вздохнул, сверкнув маленькими глазками под седыми кустиками бровей. Машинальным, давно привычным движением пригладил череп на поясной цепи, отполированный до лоснящегося блеска тысячами таких прикосновений. Отцепил затрепанную книгу в деревянной обложке с застежкой, положил увесистый томик на стол.
— Это хорошо, это правильно, — палец монаха уперся в самодельную аквилу на шее Ольги. — Ее сделал достойный человек с истинной верой в добром сердце. Намоленная вещь.
Девушка сглотнула, пытаясь понять, что это за хитрая проверка и как следует себя вести.
— Знаешь, в чем главная беда пастыря? — внезапно спросил незваный гость, положив ладонь на обложку своей библии.
— Не могу знать! — отрапортовала девушка.
— Идиоты, — сообщил монах. — Идиоты, что выхолащивают ритуал и дух Его слов. Жестокие каратели, готовые жечь за… что угодно.
— Простите, господин… Священник, я не понимаю!
Ольга старательно глядела в стену, избегая умного взгляда служителя культа. Девушка отчетливо понимала, что в вопросах веры она всегда идет по грани, и любое неосторожное слово может отправить на тот свет. И по опыту приключений на Баллистической Станции Ольга подозревала, что здесь "тот свет" — ни разу не метафора.
— Вера в словах твоих, на языке твоем, — нараспев проговорил Священник. — Однако нет ее в сердце, потому речи твои громки, но пусты, словно колодец пересохший.
Он сделал паузу, внимательно глядя на Ольгу. Девушке вдруг стало жарко, она крепко взялась за пластмассовую аквилку обоими кулачками. Не то, чтобы Ольга верила в чудесную силу и поддержку символа, но требовалось как-то занять руки, чтобы скрыть дрожь пальцев. Монах заметил жест и чуть кивнул, словно одобряя.
— Ты пытаешься сойти за благочестивую через ритуал. Получается неплохо, неплохо, прямо скажем. Но все же недостаточно.
"Твою ж мать" — только и подумала Ольга, чувствуя, как стекает вдоль позвоночника холодная струйка пота.
— Ч-что?..
— Дитя мое, — поучающе сказал монах. — Не надо бояться. Если бы я почуял в тебе нечестивое, еретическое хоть на снежинку весом и размером, ты бы уже вылетела за борт горячим пеплом. Но я вижу лишь маловерие, происходящее от незнания. А невежество — порок не человека, но его пастыря.
Монах со щелчком отпер обложку своей книги. Обеими руками коснулся первой страницы, как слепой. На плотной желтоватой бумаге чернело изображение высокого мужчины, облаченного в уже знакомый Ольге скафандр-доспех при огромных наплечниках. В одной руке рыцарь сжимал молот, другую поднял над головой, сжав кулак. Лицо Священника будто осветилось изнутри благоговением, искренним, без тени наигранности.
— Тебя учили скверные пастыри, — сообщил монах. — Им нужна была слепая вера, строгий ритуал. Что ж, и этому есть место в Империуме. Однако не здесь. Не под священным флагом цвета крови праведников. Как ты думаешь, почему?
Ольга сглотнула, еще крепче сжав зеленого орелика. Священник ждал.
— Я не знаю, — прошептала девушка, чувствуя, что поставила на кон собственную жизнь.
— Если бы ты сейчас начала снова сыпать словами без содержания, без веры, они стали бы последними в твоей жизни, — просто и буднично сообщил монах. — Но ты признала, что душа твоя суть открытая книга с чистыми страницами. И это хорошо. Путь к свету начинается с понимания, что кругом тьма.
"О, господи… Бля…".
— Нынче ты в ЭпидОтряде, дитя, — негромко сказал Священник. — Наша работа смертельно опасна для тела, но куда страшнее угроза, что висит над душами очистителей. Поэтому я здесь, средь малых сих. Поэтому я не кричу "ересь" по любому поводу, а закаляю души моей паствы пониманием. Придет время… а оно придет, уж поверь, когда враждебные силы атакуют твое естество, постараются украсть суть твоей человечности. И когда это случится, защитит лишь подлинная вера, основанная на строгом знании. Понимаешь?
Ольга медленно кивнула, осторожно, как будто желая оставить за собой возможность забрать жест обратно, отказаться от него, заявив, что это просто движение без смысла и повода. Монах улыбнулся скупой, сдержанной улыбкой, тщательно протер ладони о рукава собственной рясы, благоговейно, без капли наигранности, перевернул страницу, вымолвив: