— Поедем у краешка побережья, где все тогда случилось.
— Я не знаю, что случилось, — тихо сообщила Ольга, машинально поливая тарелку. — Меня же не было.
Предполагалось, что Святой даст какое-то разъяснение, но "Игги Поп" лишь зашкрябал по дну кастрюли жесткой щеткой, ограничившись коротким:
— Оно и к лучшему.
"Да и пошел ты" — обиделась Ольга, чувствуя легкий укол совести за то, что ругается на помощника, причем добровольного. Шли минуты, любопытство одолевало. Наконец девушка собралась с духом и решила-таки повыспрашивать, что же за напасть тогда случилась и почему днем лучше не спать. Но ее опередили.
Сначала каркнул динамик внутрипоездной связи. Немного похрипел, разогреваясь, а затем по всему "Радиальному" зазвучал голос поездного коменданта, он же ротный командир, небожитель, которого Ольга до сих пор в глаза не видела. Комендант голосом не слишком вредного, но брюзгливого старичка возвестил, что дневные тренировки отменяются, всем надлежит в ожидании известных событий укрепляться духом, готовиться к бдениям и молиться. Потому что, как известно, Император защищает. Аквилу Ольга изобразила уже машинально, с опытом бывалого сектанта, не отстав от соратников по борьбе. Только выроненная миска загремела в железной мойке.
Дальше комендант анонсировал отмену ужина, всепоездное моление в девять часов вечера и всенощное стояние при свечах избранных заступников. Закончил не совсем понятной, но зловещей оговоркой про необходимую готовность наставников быть при оружии, крепить дисциплину и "прерывать эксцессы", а затем его речь потонула в нарастающем шорохе статических помех.
— Ну вот, видишь, — сказал Святой, будто обращение все прояснило. — Понятно же.
— Ну да, — Ольга сочла за лучшее согласиться. — Понятней некуда…
Через четверть часа вся посуда сияла в решетчатых стойках, полотенца сушились на радиаторах, а Ольга думала, что у нее, слава Императору, припрятано несколько сухариков на черный день, так что обнуление ужина окажется не столь грустным. И посуду, опять же, не мыть. Главное, чтобы не записали в "избранные заступники".
Гром и стук за бортами, тем временем, продолжались. Грешник, как всегда безмолвный, занял привычное место в углу, под образом Императора, с трогательной осторожностью и заботой долил масла в лампадки и затеплил новую свечку, сплошь с символами веры. Взяв специальную кисточку, обмахнул несуществующую пыль с пергаментных свитков вокруг светлого образа повелителя вселенной. Опустился на колени, накинул поверх головы толстый вязаный платок, словно кающаяся грешница. И опять же, как всегда начал стучаться лбом в стену. Ольга в очередной раз поймала себя на мысли, что это должно выглядеть очень комично… однако не выглядит. Все дело в абсолютной серьезности, с которой выполнял ритуалы Грешник. И серьезности, с которой остальные принимали регулярные упражнения эфиопа.
Еще один день… не лучший в ее жизни, однако, скажем прямо, далеко не худший. Чувствуя приятную тяжесть в пузе и терпимую боль в ногах, девушка вспомнила, что надо проверить тележку и шланг, на всякий случай. Так что развернулась и пошла к лесенке, а затем на нижний уровень, к гаражу и мастерской.
На гаражном уровне как обычно шла движуха. Священник намеревался разбавить кислоту реагентом, пока вся польза не ушла в осадок. Водила громко и очень высоким голосом требовал отправить "Химеру" неким жрецам, потому что машинный дух давно уже не получал должного ухода, чахнет и грустит. И вообще прометий с "черного-север-двадцать" это не прометий, а моча, от которого духу еще хуже и грустнее. На приближающийся звук тяжелых неторопливых шагов баллонщица отреагировала не сразу. Возможно потому, что другие отрядовцы продолжали спокойно заниматься текущими делами, словно ничего и не происходило. Только когда через тамбур с тяжелыми бронезаслонками вошли две гротескные фигуры, Ольга поняла, что предстоит нечто удивительное.
Сервиторы. За долгие месяцы жизни в безумном мире, Ольга редко встречала что-либо отвратительнее. А спутники по нелегкой работе до сих пор улыбались, регулярно вспоминая истошный вопль "зомби!!!", который девушка издала в тот момент, когда поняла, что сервитор — отнюдь не робот, декорированный под мертвеца, а вовсе наоборот — покойник, заделанный под робота.
Первый из них представлял из себя человеческий торс в грязно-рыжем подобии комбинезона с телескопическим подъемником на гусеничной тележке. Вместо рук у мертвецкой машины были грузовые захваты для контейнеров, за спиной торчал пластиковый горб, а проклепанная голова синюшно-розового цвета заключена в шарообразную клетку из стальных прутьев. Второй, облаченный в короткий темно-красный балахон с потеками масла, казался более человечным, вот только и ноги, и руки, и даже видимая из-под капюшона часть головы сверкали полированным железом с вкраплениями тусклых заплаток из пластмассы.