— Как прикажете, — вздохнула Ольга, снова поправив баул.
От бетонированной посадочной площадки до трактора казалось недалеко, но пешком, да еще в больших не по размеру ботах, которые болтались на ногах как вериги — путь вышел изрядным. Внутри машины было тесно, неудобно, зверски воняло химией и бензином, который здесь называли "прометий". Но, по крайней мере, двигатель наполнял кабину живительным теплом, настолько, что девушка даже сняла шапку. Сняла варежки с обрезанными пальцами и растерла озябшие ладони. На обстриженных под корень ногтях не осталось ни крошки лака, кожа растрескалась, покрылась заусенцами.
"Ручки, мои ручки…".
— Звать меня будешь Берта, — сказала тетка, проводя сложные манипуляции с тремя рычагами и пятью маховиками. — Наставник Берта.
Машина страшно заскрипела и тронулась. Судя по тому, как трясло чудо-автомобиль, слово "амортизация" в далеком светлом будущем забыли напрочь. Любая кочка под высокими колесами передавала болезненный толчок прямо в зад пассажиру.
— Да, наставник…
— За глаза наши мудаки зовут меня Большой Бертой или БоБе. За глаза, потому что за это могу и зубы повышибать.
— Я поняла, наставник. Не буду следовать их позорному примеру.
Берта с подозрением скосила глаза на Ольгу, но девушка добросовестно отогревалась, и на лице у нее застыло блаженство котенка, посаженного на теплую печь.
— Пятьсот шестьдесят седьмая рота технического обслуживания. Браслет потом получишь. Запомни. Пять, шесть, семь.
— Да, запомнила.
— Ты младший послушник. Будешь в моей машине, подносчик баллона. Там поглядим. Работа несложная, ответственная. Но сначала три дня подготовки. Освоишь снаряжение.
— Как прикажете, — согласилась Ольга. — Буду. Освою.
Берта снова поглядела на послушницу. Глаза у бой-бабы оказались неожиданно красивыми, с очень чистыми белками, почти без кровеносных сосудиков и контрастно яркими радужками. Глаза эльфа на лице орчихи.
— Ты вообще понимаешь, куда попала? — неожиданно спросила орчиха Берта.
— Нет, — честно призналась Ольга. — Меня сюда направили с тюремного корабля.
— Тюремного? — не поняла тетка. — Ты смотри, не ляпни такое на людях.
Она фыркнула с презрительным негодованием.
— Чего выдумала, дура малорослая, монахов тюремщиками звать.
Девушка потерла пальцы, которые все не хотели отогреваться и казались деревянными.
— Извините, наставница. Я еще плохо разбираюсь в правилах, но очень-очень стараюсь! Чтобы свет Императора согрел… э-э-э… озарил мою душу! Тюре… монахи сказали, я должна искупить грехи, — Ольга помолчала и осмелилась добавить потихоньку. — Но у меня не было грехов.
— Так ты не доброволец? — казалось, Берта очень удивилась.
— Нет.
— И не штрафник?
— Нет. Я ничего не сделала, — Ольга подышала на пальцы, чтобы погреть их дополнительно. Легкий парок рассеялся по дребезжащей кабине.
— Совсем охренели, — возмутилась Берта, крутя большое колесо, обмотанное кожаным шнуром. — Скоро к нам детей будут отправлять, — она помолчала и со злостью добавила, скорее себе, чем собеседнице. — Вот скажу все коменданту, вместе жалобу напишем. Надо твое дело поглядеть.
Ольга угрелась, свернулась в клубок внутри куртки, натянула варежки обратно. Хотелось прикрыть глаза и задремать. Трактор бодро катил вперед, подпрыгивая на кочках, время от времени по кабине скользил свет фар встречных машин. С левого борта образовалось нечто, похожее на целый лес газовых факелов, очень высоких, чуть ли не на километр. С правого потянулась насыпь, совсем как железнодорожная, со щебенкой и семафорами. Хотя машина и гремела немилосердно, сам двигатель при этом гудел существенно тише обычного ДВС. Над трактором пролетел диковинный вертолет, скользнул слишком быстро, чтобы Ольга рассмотрела детали.
— Орочье дерьмо, — выругалась Берта, непонятно зачем и почему.
— А мы куда едем? — осмелилась спросить послушница.
— Пятьсот шестьдесят седьмая рота технического обслуживания, — медленно, чуть ли не по слогам, как слабоумной, пояснила бабища. — Радиальная-двенадцать.
— А там есть дадут? — тихонько пискнула Ольга.
— Жрать хочешь? — прогудела Берта.
— Ага.
— Будет, — с неожиданным добродушием сообщила тетка. — В ЭпидОтряде сорок тысяч способов подохнуть, но голодом не морят.
— А оно так и должно быть? — опасливо спросила девушка, показывая на замигавшую на приборной доске пиктограмму. Панель управления трактором отличалась строгим минимализмом, и красный символ шестерни выделялся особенно зловеще.