«Опять... опять меня бьют... когда же это все закончится...»
- Вот оставь вас без присмотра на пару минут, – произнес где-то далеко и высоко знакомый голос.
В несколько судорожных вздохов Ольга сумела кое-как выровнять дыхание и даже оглядеться. Понадобилось несколько секунд, чтобы признать в широкой фигуре, что нависла под люминесцентной лампой, Большую Берту. Выглядела культуристка зловеще, ее некрасивое и крупное лицо не обещало ничего хорошего. Савларец съежился у ног наставницы, громко, надрывно плача. Горькие слезы мешались с розовыми потеками.
- Опять? – только и спросила наставница, глядя на каторжника сверху вниз. Тот скрутился еще больше, завыл еще жалостливее, но, похоже, его искреннее горе никак не отозвалось в душе Берты.
- Он... начал... – выдохнула в два приема Ольга. Прикрывать безносого ублюдка она не имела ни малейшего желания, а на фуфло вроде «настоящие [тут подставлялось нужное слово] не стучат!» не велась уже давно.
- Савларец хотел испытать новенькую, – неожиданно вступил в разговор мужчина, похожий на индейца в широкополой шляпе. Длинные, ниже плеч, волосы разделялись на множество прядей серебряными бусинами, а кожа имела землисто-кирпичный цвет. Как будто «индейцу» было недостаточно одной шапки, на шее у него висел ребристый шлем, похожий на танковый, с проводами ларингофона.
- Но с перебором. Нарвался.
- Уж сколько раз тебе говорено было, дегенерат тюремный, – сказала Берта, отводя назад правую ногу в тяжелом ботинке, похожем на помесь футбольной бутсы и обуви альпиниста. – Не тащи в богоугодное место старые привычки.
Судя по всему, короткая тирада ответа не предполагала, будучи сугубо риторической, можно сказать назидательной. В следующие примерно полминуты Ольга пыталась кое-как собрать себя и подняться, а наставница накидывала Савларцу с обеих ног. Без классических прыжков сверху вниз прямо на тушку, но грамотно, быстро и жестоко. Ровно настолько, чтобы причинить максимум боли без увечий. Выглядело впечатляюще, Ольга даже залюбовалась, до того момента, пока не прилетело уже ей.
Берта подняла щуплую испытуемую одной рукой, словно котенка за шкирку перед тем как сунуть мордой в его собственную лужу. Отвесила вторую пощечину, довольно расслабленно и явно в четверть силы, но Ольге показалось, что у нее зашатались зубы.
- Все послушники Ордена Очистителей проходят испытание веры, – скучным голосом вымолвила Берта, встряхивая ношу. – Все они пребывают в постоянной готовности отдать жизнь за Императора и человечество. Что из этого следует?
Железные пальцы разжались, и Ольга мешком осела на пол. Уперлась ладонями, чувствуя жесткий ворс коврика и будучи не в силах подняться. Берта, тем временем, обвела собравшихся членов отряда очень тяжелым и неприятным взглядом, который никто из послушников не решился встретить прямо.
- Из этого следует, что недопустимым является привнесение в повседневную жизнь Отряда чуждых, зловредных и богопротивных привычек, которые лишают его членов маяка веры.
Берта не производила впечатление человека, склонного к ораторскому искусству, так что, скорее всего женщина цитировала какой-нибудь устав.
- Проще говоря, сдохнуть вы можете только на службе. И драться вам положено против Его врагов. Тот, кто начинает махать кулаками мимо тазика, не просто нарушает устав. Он бросает вызов самой сути нашей службы. А, следовательно, сеет зерно ереси.
Берта сделала долгую паузу, дав каждому проникнуться. Судя по гробовому молчанию, все прониклись.
- Также как и тот, кто потворствует недостойному деянию.
Еще один пинок загнал Савларца под нижнюю полку.
- Всю неделю драишь тамбуры, сбиваешь снег и лед, заправляешь все баллоны, – приговорила Берта каторжника. – А если такое повторится, ты у меня выпьешь стакан воды из охладительного контура.
Безносый проквакал что-то неразборчивое, но судя по тону, крайне согласное. Несмотря на гул в ушах и шатающиеся зубы Ольга подумала, что тюремные понятия в далеком будущем какие-то нестойкие. Или Орден умеет загнать в жизнь «по красной» даже самого синего человека.
- Завтра ночью тренируемся на крыше, – приговорила культуристка остальных в абсолютном молчании. – Потому что святой Кларенс заплакал бы, увидев своих детей.
Никто не решился оспорить наказание.
- А ты... – толстый палец Берты указал на девушку.
- Я, – Ольга скривилась от боли, но сочла за лучшее как-то просигнализировать о своей вовлеченности в процесс общения. Судя по физиономиям коллег и гробовой тишине – «с ересью» не нужно было связываться и на четверть ногтя.
«Сокамернички хреновы... прописочники, чтоб вы сдохли»
- При возникновении акта неуставных отношений следует немедленно обратиться к старшему, – снова процитировала Берта. – Чтобы он разрешил конфликт и определил каждому соответствующее наказание. Тот, кто занимается рукоприкладством сам, тот бросает вызов правилам, следовательно, и самой Экклезиархии, телу и духу ее.
Ольге стало совсем грустно, главным образом в силу того, что девушка не понимала, как себя вести дальше. То ли падать в ноги, моля о прощении, то ли молча изображать вселенское покаяние. Опыта общения с местными фанатиками этого их «Императора» категорически не хватало. Берта сердито посмотрела на испытуемую, а затем, наконец, сжалилась.
- Но ты еще в начале пути, поэтому на первый раз наказание будет умеренно строгим, – явила, наконец, милость Берта. – Отдраишь ангар.
Швабра была слишком длинной и тяжелой, ведро маленьким, вода обжигающе холодной, ребра болели, пальцы саднило. Ангар с танком казался огромным. Но девушка считала, что легко отделалась. Всего лишь пара зуботычин. Всего лишь бессонная ночь с половой тряпкой в зубах. Слякотная грязь, смешанная с потеками масла и еще какой-то химической дрянью.
Всего лишь...
«Чтоб вы сдохли» – в очередной раз попросила Ольга мироздание. Особенно хотелось, чтобы сдох Крип, желательно от рака и спида одновременно.
- Ты новенькая?
Прозвучало с упором на «ты».
- Ну, я, – недружелюбно отозвалась Ольга, посмотрев на очередное новое лицо. Посмотрела и выпрямилась.
Все, кого девушка встретила на адском паровозе, были людьми уже в солидном возрасте. Разве что Савларец казался моложе остальных, но уродство сразу добавляло ему десяток другой лет. А сейчас перед Ольгой стоял юноша, молодой и сказочно, невероятно красивый.
В мире далекого и отнюдь не счастливого будущего девушка повстречала многих людей, но среди них оказалось удивительно мало тех, кого можно было бы назвать симпатичным. Нет, уродами они не были (во всяком случае, большинство), просто эти лица совершенно не укладывались в привычные для Ольги каноны. Чуть иное соотношение черт, длинноватые или наоборот, коротковатые носы, разнесенные как у лягушек глаза... Все это навевало стойкое ощущение чего-то чуждого, неправильного и как следствие – некрасивого. А этот парень был... идеален. Как будто сошел со страниц ежегодного календаря католических священников – Ольга видела однажды такой и очень жалела, что нельзя потихоньку вырвать себе пару страниц,
Идеален и очень юн, высокий, худой, однако не тощий, с волосам каштанового цвета, подстриженными чуть ниже ушей. Такая прическа могла бы показаться чересчур женственной, особенно при таком симпатичном лице, но почему-то не казалась. Молодого человека не портила даже татуировка в виде латинской буквы «I» на лбу. Однако в сложившихся обстоятельствах внимание Ольги привлекла не только полубожественная красота молодого человека, но и миска в его руках.
- Возьми.
Словно ангел, явившийся измученной страдалице в ответ на ее мольбы, красивый шатен протянул девушке миску с чем-то, похожим на кашу. В густую жижу крупяной консистенции была воткнута ложка, почему-то деревянная, но с инвентарным номером и вездесущей аквилой.
- Шпашиба, – поблагодарила Ольга, бешено работая челюстями, потому что сначала ложка сама собой запрыгнула в рот, наполнив его горячей и острой пищей, а потом уже страдалица осознала, насколько она голодна и как благодарна нежданному благодетелю.