- Роспись здесь.
- Знаю.
Ольга потянула ниже уши вязаной шапки. Бритая почти налысо голова постоянно мерзла, вялые, тоскливые мысли едва шевелились, как снулые рыбы в застывающем аквариуме. «Принимающая» сторона, здоровенная тетка, строго посмотрела на худенькую девчонку. Ольга молча воззрилась на тетку, гадая, кто бы это мог быть и почему она расписывается в каких-то ведомостях за новоприбывшую. И куда вообще ее, Ольгу, закинула судьба. На тюремном корабле заключенную не удосужились просветить относительно дальнейшей судьбы, а также проигнорировали робкие вопросы.
Пейзаж вокруг расстилался унылый, индустриальный, до странности похожий на обычную степь зимой. Много песка, скованного льдом, много бетона, слепые короба зданий, разбросанные без всякого порядка. Или, во всяком случае, кажущегося порядка. Трубы, источавшие в темное небо черные и белые дымы. Линии электропередач или нечто сильно на таковые похожее – металлические фермы и пучки проводов, сильно провисающие. Если немного постараться, можно убедить себя, что вокруг честная русская степь. Надо лишь не думать, что в большинстве зданий ни единого окна, решетчатые фермы раза в два выше нормальных, а вместо автомобилей громыхают монструозные конструкции, смахивающие на паровые трактора с прицепами. А еще не нужно смотреть на летающий череп с тремя птичьими лапками, что завис над головой передающей стороны.
- Ну, все, – мрачно, без всякого энтузиазма сказал аколит, измерив Ольгу критическим взглядом, будто проверяя, достойна ли она вырваться из-под его опеки.
Девушка молча поежилась, чувствуя, как снова болит плечо и ребра на правом боку. Знакомство с мудаком в серой робе началось с того, что тот крепко ее поколотил за недостаточно усердное чтение молитв. Ольга с удовольствием плюнула бы ему в кашу или дала исподтишка по голове обрезком трубы, но девушка уже поняла, что к вопросам религии здесь отношение... специфическое. Обвинят в этой их ереси – и все закончится плохо. Пришлось глотать унижение и зубрить молитвы.
- Принимайте, – скривил рожу робоносец, и череп завозюкал по листу перышком, видимо фиксируя акт передачи.
На злобной фзиономии аколита ясно читалось «теперь она ваша забота»
- Принимаю, – прогудела тетка, без всякого почтения отдав аколиту папку с подписанными документами. Папка была очень старой, золотой орел на верхней крышке почти стерся, растеряв солидность, превратился в смазанное пятно. Козел в робе передал папку черепу, который подхватил ношу третьей железной лапкой и ощутимо просел, стараясь удержать тяжесть. Моторчик в желто-белой башке зажужжал, как разозленный шмель, красные линзы часто заморгали, щелкая скрытыми механизмами.
- Император защитит, – козел сложил руки на груди, перекрестив большие пальцы, с постной набожностью уставился в серое небо.
- Воистину защитит! – тетка повторила его жест, но с куда большей искренностью.
- Защитит… – прошептала Ольга, следуя общему примеру. К счастью в этот раз она не запуталась и сказала правильное слово на местном языке, не путая с русским.
В небе никакого Императора не обнаружилось. Там с низким гулом пролетела некая хрень, оставляя за собой явно антиэкологичную полосу угольно-черного выхлопа. Мигала холодным светом большая звезда, неподвижно зависшая прямо над головами. Наверное, спутник или какое-то орбитальное сооружение.
Совершив обязательный ритуал, мужик не прощаясь и не удостаивая спутниц лишним словом, пошел обратно, к летающему аппарату, похожему на фантастический самолет, презирающий аэродинамику. Во всяком случае, Ольга так и не поняла, как можно летать с такими короткими, толстыми крылышками. Судя по грому и стуку, что производило в полете это ведро с запчастями, оно тоже не понимало и перемещалось исключительно божьей милостью.
Ольга тяжело вздохнула, поправила брезентовую лямку на плече. Вместе с одеждой девушке выдали перед посадкой вещмешок-баул, литров так на сто, но скарб послушницы сиротливо болтался где-то на дне торбы, не изнуряя тяжестью. Какое-то стремное будущее, подумалось ей. Это не история о торжестве прогресса, а повесть о великой стройке коммунизма. Во всяком случае, одежда, выданная каптенармусом на корабле с решетками, злой охраной и постоянными молитвами, могла сразу и без перешивки сниматься в любом фильме об ужасах GULAG и принудительного труда.
- Олла, – неприветливо сказала тетка, глядя на девушку с тем же кислым выражением лица, что и мужик.
- Ольга, – машинально поправила та и съежилась, сообразив, что снова сболтнула лишнее.
- В сопроводиловке сказано «Олла», – строго вымолвила бабища. – Значит Олла. Порядок прежде всего.
Тетка вызывала ассоциации скорее с культуристкой на пенсии. Мощная, кубическая, зверски сильная даже на беглый взгляд. И одета куда лучше Ольги, в какой-то стеганый комбез с капюшоном. Там, где анатомически полагалось быть талии, могучее пузо обтягивал брезентовый пояс с множеством инструментальных кармашков. На левом плече краснела фосфоресцирующая блямба с каким-то символом, кажется буквы «S», «K» и еще что-то.
Самолет завыл, заскрежетал, словно в его крутящуюся утробу кинули ведро гаек. И взлетел, хотя это и казалось невозможным. Ольга проводила взглядом короткокрылое угробище, подавила машинальное желание облегченно перекреститься, вместо этого на всякий случай сотворила аквилу, едва не уронив баул с плеча. Посмотрела на культуристку, ожидая инструкций.
- Пошли, – неприветливо указала тетка.
Ольга проследила за рукой в толстой перчатке. Сардельковидные персты указывали на трактор, стоявший буквально посреди мерзло-песчаной степи. Машина дымила и светила единственной фарой-прожектором.
- Как прикажете, – вздохнула Ольга, снова поправив баул.
От бетонированной посадочной площадки до трактора казалось недалеко, но пешком, да еще в больших не по размеру ботах, которые болтались на ногах как вериги – путь вышел изрядным. Внутри машины было тесно, неудобно, зверски воняло химией и бензином, который здесь называли «прометий». Но, по крайней мере, двигатель наполнял кабину живительным теплом, настолько, что девушка даже сняла шапку. Сняла варежки с обрезанными пальцами и растерла озябшие ладони. На обстриженных под корень ногтях не осталось ни крошки лака, кожа растрескалась, покрылась заусенцами.
«Ручки, мои ручки…»
- Звать меня будешь Берта, – сказала тетка, проводя сложные манипуляции с тремя рычагами и пятью маховиками. – Наставник Берта.
Машина страшно заскрипела и тронулась. Судя по тому, как трясло чудо-автомобиль, слово «амортизация» в далеком светлом будущем забыли напрочь. Любая кочка под высокими колесами передавала болезненный толчок прямо в зад пассажиру.
- Да, наставник...
- За глаза наши мудаки зовут меня Большой Бертой или БоБе. За глаза, потому что за это могу и зубы повышибать.
- Я поняла, наставник. Не буду следовать их позорному примеру.
Берта с подозрением скосила глаза на Ольгу, но девушка добросовестно отогревалась, и на лице у нее застыло блаженство котенка, посаженного на теплую печь.
- Пятьсот шестьдесят седьмая рота технического обслуживания. Браслет потом получишь. Запомни. Пять, шесть, семь.
- Да, запомнила.
- Ты младший послушник. Будешь в моей машине, подносчик баллона. Там поглядим. Работа несложная, ответственная. Но сначала три дня подготовки. Освоишь снаряжение.
- Как прикажете, – согласилась Ольга. – Буду. Освою.
Берта снова поглядела на послушницу. Глаза у бой-бабы оказались неожиданно красивыми, с очень чистыми белками, почти без кровеносных сосудиков и контрастно яркими радужками. Глаза эльфа на лице орчихи.
- Ты вообще понимаешь, куда попала? – неожиданно спросила орчиха Берта.
- Нет, – честно призналась Ольга. – Меня сюда направили с тюремного корабля.
- Тюремного? – не поняла тетка. – Ты смотри, не ляпни такое на людях.
Она фыркнула с презрительным негодованием.
- Чего выдумала, дура малорослая, монахов тюремщиками звать.
Девушка потерла пальцы, которые все не хотели отогреваться и казались деревянными.
- Извините, наставница. Я еще плохо разбираюсь в правилах, но очень-очень стараюсь! Чтобы свет Императора согрел… э-э-э… озарил мою душу! Тюре… монахи сказали, я должна искупить грехи, – Ольга помолчала и осмелилась добавить потихоньку. – Но у меня не было грехов.