Тогда он развернулся, клокоча огнем, боком чувствуя ветер, и полетел вперед, за стену, — туда, где застыли за миг до бегства непобедимые прежде полчища.
Игрок
Продолжаем публиковать эпиграфы из журнала — зарисовки, предваряющие выпуск номера. В эфире снова дуэт Дяченко — на этот раз с историей про игрока, любившего исторические сражения. Эпиграф из «Мира фантастики» № 93.
Один человек любил исторические сражения.
Он играл за римлян и за галлов, за персов и викингов. И всегда побеждал, даже когда играл за Триста Спартанцев.
Однажды он взял персонажем простого немецкого лейтенанта — поиграть в Сталинградскую битву.
Это было увлекательно и ново. Он умел подкрасться и перерезать горло, он таился в развалинах и стрелял без промаха, и чем круче был игровой процесс и заковыристее прохождение, тем азартнее был игрок, и казалось, что до победы полшага…
А потом его контузило взрывом. Его взяли в плен, и теперь долгие годы он должен провести за рытьем канав и котлованов — в вечной мерзлоте, с одной лопатой в руках.
Он сидит за монитором днем и ночью. Он оброс бородой, и жена ушла от него. Его уволили с работы, и счета за квартиру некому оплачивать. Только малыш-сосед, которого игрок когда-то подсадил на «Танчики», жалеет пленного и носит ему в пустую квартиру кефир и хлеб.
А если игрок остановится на минуту, если засбоит компьютер или отключат электричество — его убьют при попытке к бегству.
Контроль
В эфире снова рубрика «Эпиграфы»! В ней мы публикуем короткие рассказы, которые раньше предваряли выпуск номера. В гостях дуэт Марины и Сергея Дяченко — на этот раз с историей про совершенный детектор лжи. Впервые мы его публиковали в «Мире фантастике» № 94.
«Как хорошо, что с изобретением совершенного детектора лжи мы все избавлены от унизительных проверок!»
Страшно представить — раньше с собой в самолёт нельзя было взять бутылочку воды! Раньше приходилось снимать обувь, ремень и часы, все свои вещи засовывать в сканирующую машинку, и давать себя ощупывать чужим людям — это называлось контролем безопасности перед посадкой в самолёт. Это было неудобно и унизительно — мы все носились, как угорелые, вдоль ленты транспортёра, босиком, с пластиковыми корытцами, а в корытцах как попало свалены были вещи. Во внутреннем аэропорту города Сан-Франциско, как сейчас помню, контейнерами для всяких мелочей служили собачьи миски с рисунком — косточкой… А как забавно выглядел человек в деловом костюме, без ремня и босой, когда его обыскивал-обстукивал какой-нибудь вежливый секьюрити!
Как хорошо, что весь этот ужас позади.
До посадки пять минут. Я прохожу на контроль; кладу паспорт на стойку, а ладонь на сканер детектора лжи.
— Здравствуйте, — улыбается мне милая девушка, сотрудник службы. — Петров Николай Васильевич, вы можете подтвердить, что, являясь пассажиром рейса сто одиннадцать — сорок восемь Мировых Авиалиний, вы не собираетесь произвести террористический акт, каким-либо образом нарушить общественный порядок во время полёта?
— Нет, — говорю я твёрдо. — Я, Петров Николай Васильевич, не собираюсь нарушать закон и порядок, и конечно, не задумываю террористического акта!
Сканер мигает зелёным. Обмануть его невозможно: как хорошо, что с изобретением совершенного детектора лжи мы все избавлены от унизительных проверок!
Я прохожу на своё место в самолёте. Рейс полон. Моё кресло у прохода даёт мне больше свободы, чем другим, запертым чужими телами возле окон и в середине ряда. Впрочем, лететь недолго, три с чем-то часа…
Командир корабля желает нам приятного полёта. Мы взлетаем; когда гаснет табло «пристегните ремни», стюардессы начинают разносить напитки…
Я странно себя чувствую. Раньше меня никогда не укачивало в самолётах. Нахожу в кармане кресла впереди картонный пакетик, но тошнота вдруг отступает.
Я прошу у стюардессы апельсиновый сок. Делаю первый глоток…
Я Коля Петров, соками моего детства были томатный и берёзовый, я не пробовал апельсинового до девяти с половиной…
Сколько мне лет?!
Я делаю ещё три глотка и облизываю губы. Сок горчит. Соки моего детства… А было ли у меня детство?
Пороховая гарь, скрежет гусениц по асфальту, разбитый арбуз… Кровь.
Я хватаюсь за картонный пакетик.
Я на пару лет моложе, чем эта сволочь Петров. Я забыл своё имя, но это часть программы. Тот, кто был мной, давно умер.
Осталось только его воля. Воля умершего, попавшего в тихий сад, в объятия сладострастных…