В этом странном окаянстве —
как живу я? Чем дышу?
Шум и хам царят в пространстве,
шумный хам и хамский шум.
Когда-нибудь я стану знаменит,
по мне окрестят марку папирос,
и выяснит лингвист-антисемит,
что был я прибалтийский эскимос.
Блуд мировых переустройств
и бред слияния в экстазе —
имеют много общих свойств
со смерчем смыва в унитазе.
Куда по смерти душу примут,
я с Богом торга не веду:
в раю намного мягче климат,
но лучше общество в аду.
Мужчина — хам, зануда, деспот,
мучитель, скряга и тупица:
чтоб это стало нам известно,
нам просто следует жениться.
Если днем осенним и ветреным
муж уходит, шаркая бодро,
треугольник зовут равнобедренным,
невзирая на разные бедра.
Был холост — снились одалиски,
вакханки, шлюхи, гейши, киски;
теперь со мной живет жена,
а ночью снится тишина.
Когда в семейных шумных сварах
жена бывает не права,
об этом позже в мемуарах
скорбит прозревшая вдова.
Семья — театр, где не случайно
у всех народов и времен
вход облегченный чрезвычайно,
а выход сильно затруднен.
Вполне владеть своей женой
и управлять своим семейством
куда труднее, чем страной,
хотя и мельче по злодействам.
Лишь перед смертью человек
соображает, кончив путь,
что слишком короток наш век,
чтобы спешить куда-нибудь.
Весьма причудлив мир в конторах
от девяти и до шести;
бывают жопы, из которых
и ноги брезгуют расти.
У скряги прочные запоры,
у скряги темное окно,
у скряги вечные запоры —
он жаден даже на гавно.
Наш век легко плодит субъекта
с холодной згой в очах порочных,
с мешком гавна и интеллекта
на двух конечностях непрочных.
Крича про срам и катастрофу,
порочат власть и стар и млад,
и все толпятся на Голгофу,
а чтоб распяли — нужен блат.
Россия красит свой фасад,
чтоб за фронтоном и порталом
неуправляемый распад
сменился плановым развалом.
Россияне живут и ждут,
уловляя малейший знак,
понимая, что наебут,
но не зная, когда и как.
Сейчас не спи, укрывшись пледом,
сейчас эпоха песен просит,
за нами слава ходит следом
и дело следственное носит.
За все на евреев найдется судья.
За живость. За ум. За сутулость.
За то, что еврейка стреляла в вождя.
За то, что она промахнулась.
Сергей Давыдов
Льву Куклину
Пока Куклин гуляет на свободе —
Другие матершинники не в моде.
Анатолию Поперечному
Что ж, лирика — не физика, конечно.
Но кое-что и мы даем взамен.
Нигде нет в мире дырки поперечной.
Но есть у музы Поперечный член.
Карьера
Писал стихи, за что был вечно битым.
Кто был ничем — тот стал антисемитом.
Кроме шуток
У нас все те же ветры дуют.
Опять чиновники воруют.
Да и в ларьках сидит ворье,
И поневоле, кроме шуток,
Я уважаю проституток:
Они ведь продают свое!
Критикессе N
И эдак меня, и так.
А за что — никак не пойму…
Вопит, мол, со мною замаялась!
Она по уму — совсем как Муму,
Которая все же долаялась!
Владимир Дагуров
Посвящение рожденным революцией
— С чего за взятку все, скажи мне,
С чего забыли честный труд?
— А все с того, что брали Зимний —
И все берут, берут, берут…
Карьеристу
О кресле, о валюте
Мечтаешь ты весь век.
Но только выйдешь в люди —
Уже не человек!
Супруге
Когда в грядущем в виде клона
Сведет нас вместе снова жизнь.
Ты будь со мною непреклонна
И стать женою откажись!
Мужу
К супруге относись по-разному.
Но только не как брат по разуму.