Николай Акимов
Без лишних слов, без лишних жестов
Он стал солидно на гранит.
Кому в театре нету места.
Тот и снаружи постоит.
Сойдите прочь, Екатерина,
И пусть заслуженный Петров[1]
Взойдет на пьедестал старинный
В сопровождении орлов.
Игорь Алексеев
НА ПУБЛИКУ
Когда она ликует сдуру
Под откровенную халтуру.
То убеждаешься наглядно.
Насколько публика всеядна.
Михаилу Задорнову
Он, без сомненья, не привык
С людскою глупостью мириться,
И так остер его язык.
Что им, пожалуй, можно бриться.
Виктору Коклюшкину
С походкой и лицом неандертальца.
Да и с умишком внешности под стать.
Он юмор свой высасывал из пальца,
И сильно умудрился исхудать.
Леониду Якубовичу
Передача его без обмана.
Но попробую вас удивить:
Ведь важна в ней не столько реклама.
Сколько способ ее объявить.
Ефиму Шифрину
И он запел! Какой кошмар!
Ну что сказать на это?
Должно, попутал божий дар
С подобием омлета.
Евгению Киселеву
В своей трактовке новостей
Эксплуатируя интригу.
Он с разрешения властей
Властям показывает фигу.
Борису Березовскому
Пока лощеные «мессии»
Лишь о самих себе пекутся,
У трона матушки-России
Бироны не переведутся.
Владимиру Ленину
У людей великой нашей нации
Его имя, вот уже давно.
Будит три таких ассоциации.
Как «Аврора», кепка и бревно.
Юз Алешковский
ЮЗ-ФУ
Строки гусиного пера,
НАЙДЕННОГО НА ЧУЖБИНЕ
(Танки)
С ПОХМЕЛЬЯ ПРОХОЖУ МИМО МАВЗОЛЕЯ
На куполах златых морозный иней.
Метет снежок по мостовой торцовой.
Я Ленина в гробу видал.
Заеденный безденежьем,
ЗАЕДЕННЫЙ БЕЗДЕНЕЖЬЕМ,
ЛЕЖУ В НОЧЛЕЖКЕ
Столько б юаней Юз-Фу,
сколько блох на бездомной собаке, —
он бы, едрена вошь, тогда не чесался!
ПОСЛЕ БУРНОЙ НОЧИ С ФРЕЙЛИНОЙ И ВНОВЬ ПОСТИГАЮ ГРАЖДАНСКОЕ СОСТОЯНИЕ И СООТНОШУ С НИМ ОСНОВНЫЕ НАЧАЛА БЫТИЯ
Пусть династию Сунь
сменяет династия Вынь —
лишь бы счастлив был Янь,
лишь бы кончила Инь.
Вариация на тему Тютчева
Дела колхоза «Красный колос»
давно находятся в пизде.
«Лишь паутины тонкий волос
блестит на праздной борозде».
Вариация на тему Лермонтова
На Севере диком
стоит одиноко,
особенно утром,
со сна.
Послесловие для друзей
Вся жизнь моя летит в трубу.
Сердцебиение, одышка.
Вот эту бабу доебу —
и крышка.
Александр Амфитеатров
Наш век — таинственный и пестрый маскарад,
Такого не найти ни в песне нам, ни в сказке.
Где ум давно надел дурачества наряд,
А глупость с важностью гуляет в умной маске.
Когда ты истинный поэт,
Твори без фанаберий.
Не издавай свой юный бред
И не пиши мистерий.
В Думском заседании
Пуришкевичу[2]
«Пушкин называл евреев жидами…»
Что Пушкина всего ты знаешь наизусть.
Не раз ты возвещал с трибуны. Верим! Пусть!
Но что же из его великих вдохновений
Запомнил и извлек твой бессарабский гений? —
Да то же, что всегда:
Жида!
— Ну, Пушкина читать не стоило труда!
На экзотическую поэзию И. А. Бунина
Ассаргадон свершил свою судьбу.
Скончался Кир[3], обременен грехами.
Но Вечный Дух создал Ивана Бу…
Да! Бунина, Ивана, — со стихами!
Затеял он, задумчиво-жесток.
Воспеть весь мир, от кондора до крысы.
И чтобы Кира этого в мешок
Убрать — увы! — нет новой Томирисы!
вернуться
1
Очень заслуженный, но бездарный Петров был назначен вместо Акимова главным режиссером Театра комедии в Ленинграде.
вернуться
2
Пуришкевич Владимир Митрофанович — один из лидеров «Союза русского народа», «Союза Михаила Архангела».
вернуться
3
Намек на «античные страсти» между царем Киром и царицей Томирисой. Бунин увлекался античностью.