Вот почему пирогами привык вас кормить я и щедро
Яблоки спелые вам с грушами вместе давать.
Вот почему я привык одевать вас в одежды из шелка,
И никогда я не мог вашего плача снести.
Часто я вам раздавал поцелуи и редко побои,
Но и при этом бичом хвост мне павлиний служил.
Впрочем, и этакий бич применял я и робко, и мягко,
30 Чтобы синяк не пятнал нежных седалищ у вас.
Ах, не тот ведь отец называться достоин жестоким.
Кто не рыдает, когда чадо рыдает его.
Что бы свершили другие – не знаю, но вам-то известно,
Сколь справедлив у меня, мягок поистине нрав.
Ведь неизменно и крепко любил я свое порожденье,
И (как и должно отцу) я снисходителен был.
Ныне же эта любовь до такой разрослася громады,
Что представляется мне, прежде я вас не любил.
Нравы серьезные ваши в столь юные годы причиной,
40 Также и ваши сердца, добрым искусством полны,
И красноречие ваше в приятно отточенной речи, -
Каждое слово у вас взвешено с точностью в ней.
Все это сердце мое наполняет столь дивным волненьем,
Ныне с моими детьми крепко связуя меня,
Что к порожденным любовь – лишь единая страсти причина, -
Свойство многих отцов, пусть не коснется меня.
Так, о дражайшее племя потомков моих, продолжайте
Дружество ваше крепить с любящим вашим отцом.
В доблестях этих такая откроется цель вам, что, право,
50 Вот уже кажется мне: прежде я вас не любил.
Это свершите (ведь можете вы) тех доблестей силой
Так, чтоб казалося мне: вас я не просто люблю.
249. ПОЭТ ОПРАВДЫВАЕТСЯ В ТОМ, ЧТО, ПОКА ОН БЕСЕДОВАЛ С НЕКИМ ПРЕВОСХОДНЫМ КЛИРИКОМ, ОН НЕ ЗАМЕТИЛ ОДНОЙ БЛАГОРОДНОЙ ДАМЫ, ВОШЕДШЕЙ В ПОКОИ И ДОВОЛЬНО ДОЛГО СТОЯВШЕЙ ПЕРЕД БЕСЕДУЮЩИМИКак-то твоя доброта, удостоив меня посещеньем,
В хижину эту мою, пастырь великий, вошла.
Ты между тем начинаешь со мною беседовать мило,
Так, что пред ликом твоим был я – вниманье само.
Тут, – но, ах, поздно об этом вчера лишь мне слуги сказали,
А от событья того минуло множество дней, -
Дама вступает, и должно одежд величавость отметить,
Выше одежд – Красота, скромность – превыше красы.
В самый вступает покой, предо мною немалое время,
10 Остановившись, стоит, локтя касаясь локтем.
Смотрит она на монеты, отборные, древней чеканки,
Светлая, рада она светлым обличиям их.
Благоволит и десерт со стола утонченный отведать,
И от сладчайшего рта слаще еще аромат.
Наши, однако, глаза не взирают на это светило,
Больше я был неуклюж, чем неуклюжесть сама.
Я извиняю теперь, что мне слуги о том не сказали:
Кто бы хозяина мог счесть остолопом таким.
Вы, о глаза, что привыкли смотреть далеко, принимая
20 Блеск, коль от девы какой он, излучаясь, сиял!
Или состарился я? Или в теле все чувства застыли?
Или с утра у меня гений несчастливым был?
Иль, чтоб не мог ничего, лишь тебя ощущать я, беседой
Отнял своею меня ты у меня самого?
Диких зверей покорил Орфей искусством и лирой, -
Сам я покорен твоим медоточивым словам.
Но эта прелесть твоя мне бедою большой угрожает, -
Как бы она не сочла: ею тогда пренебрег.
Чтобы стоявшей так близко, чужой и под взглядами сбоку,
30 Не показалось, что я видел и, видя, презрел.
Но пусть прежде земля подо мною разверзнется, жажду,
Нежели в этой душе варварство дикое есть.
Чтобы, когда, словно ветром несомая легким, проникнет
Чистая нимфа опять в эти покои мои,
Я бы, пожалуй, дерзнул (если большее надо отвергнуть)
Средство найти, чтоб развлечь мне лучезарность ее.
Как это жаль, если отнята речь! Ибо речи лишенный
Все признает – отрицать не в состоянии он.
Так как теперь у меня нет словесного галлов обилья,
40 Что для моей госпожи служит родным языком,
Всеми я был бы оправдан, но нет пред одним оправданья
Мне судией: виноват, дело свое проиграл.
Тот, кто когда-то копья перенес эмонийского рану,
От эмонийского вновь силу обрел острия.
Так как бесчестие это твои породили рассказы
Милые (у госпожи скрытно похитив меня),
Это бесчестие снять и обязаны эти рассказы
Также твои и меня вновь подружить с госпожой.
250. СТИХИ, ВЗЯТЫЕ ИЗ "АНТИМОРА" БРИКСИЯ, ПО ПОВОДУ КОТОРЫХ ШУТИТ СЛЕДУЮЩАЯ НИЖЕ ЭПИГРАММАСТИХИ БРИКСИЯ
Возле ушей моих все, когда я сочинял, находились
Фурии ярой толпой, выйдя из глубей земных.
И Алекто, и с главой, что священные змеи обвили,
Здесь Тизифона, и лик страшный Мегеры самой.
MOP
Бриксий, когда услыхал, что он многими здесь порицаем,