Книги, которым тебя пережить суждено, оживи ты
Сам: с опозданьем всегда слава по смерти идет.[38]
Секстилиан, ты один за пять выпиваешь скамеек:
Выпей ты чистой воды столько же — свалишься пьян.
Не у соседей одних вымогаешь тессеры, а даже
В самых последних рядах просишь ты меди себе.
5 И подаются тебе не с пелигнских точил урожаи
И не вино, что дают лозы этрусских холмов,
Древний Опимиев ты осушаешь кувшин благодатный,
В черных сосудах подвал Массика вина дает.
Пусть же кабатчик идет за отстоем тебе лалетанским,
10 Коль ты и десятерых, Секстилиан, перепьешь.[39]
Прошлой ночью тебе, Процилл, сказал я,
С десять, думаю, выпив уж стаканов,
Чтоб сегодня со мной ты отобедал.
Ты подумал, что выгорело дело.
5 И запомнил, что спьяну наболтал я.
Вот пример чересчур, по мне, опасный!
Пей, но, что я сказал, забудь, Процилл мой.[40]
Кто говорит, что вчерашним вином несет от Ацерры,
Вздор говорит: до утра тянет Ацерра вино.
Мне говорят, будто ты, Фидентин, мои сочиненья
Всем декламируешь так, словно их сам написал.
Коль за мои признаешь, — поднесу я стихи тебе даром,
Коль за свои, — покупай: станут по праву твои.
Был костоправом Диавл, а нынче могильщиком стал он:
Начал за теми ходить, сам он кого уходил.
С темени все целиком отдаст тебе, Феб, по обету
Волосы юный Энколп — центуриона любовь,
Только заслужит Пудент начальство над пилом желанным.
О, поскорее срезай длинные локоны, Феб.
5 Нежные щеки пока пушком не покрылися темным,
Шее молочной пока пышные кудри идут;
Чтоб и хозяин и раб наслаждались твоими дарами
Долго, скорей остриги, но не давай возмужать.[41]
Нет, не люблю я тебя, Сабидий; за что — сам не знаю.
Все, что могу я сказать: нет, не люблю я тебя.
Геллия наедине о кончине отцовской не плачет,
Но при других у нее слезы бегут на заказ.
Не огорчен, кто похвал от людей себе, Геллия, ищет,
Искрення скорбь у того, кто втихомолку скорбит.
Без осторожности ты и с отворенной, Лесбия, дверью
Всем отдаешься и тайн прятать не хочешь своих;
Но забавляет тебя совсем не любовник, а зритель,
И наслаждения нет в скрытых утехах тебе.
5 Занавес или засов охраняет от глаз и блудницу,
Даже под сводом «У Стен» редкая щелка сквозит.
Хоть у Хиопы бы ты иль Иады стыду поучилась:
Грязные шлюхи — и те прячутся между гробниц.
Слишком суровым тебе я кажусь? Но ведь я запрещаю
10 Блуд напоказ выставлять, Лесбия, а не блудить.
Что пишу я стихи не очень скромно
И не так, чтоб учитель толковал их,
Ты, Корнелий, ворчишь. Но эти книжки,
Точно так же как женам их супруги,
5 Оскопленными нравиться не могут.
Иль прикажешь любовные мне песни
Петь совсем не любовными словами?
Кто ж в день Флоры нагих оденет или
Кто стыдливость матрон в блудницах стерпит?
10 Уж таков для стихов закон игривых:
Коль они не зудят, то что в них толку?
А поэтому брось свою суровость
И, пощаду дав шуткам и забавам,
Не стремись холостить мои ты книжки:
15 Ничего нет гнусней скопца Приапа.[42]
Если, Лукан, иль тебе, или Туллу выпал бы жребий
Тот, что лаконцам двоим Леды дарован сынам,
Ради любви бы возник благородный спор между вами:
Каждый за брата хотел первым тогда б умереть.
5 Тот, кто бы первый сошел к теням подземным, сказал бы
«Брат мой, живи и моей жизнью, живи и своей!»[43]
В золото бедное ты облегчаешь желудок, бесстыдник
Басс, а пьешь из стекла. Что же дороже тебе?
То, что читаешь ты вслух, Фидентин, то — мои сочиненья,
Но, не умея читать, сделал своими ты их.
Если кого мы должны почитать за редчайшего друга,
Вроде друзей, о каких древность преданье хранит,
Если кто напоен и Кекропа и Рима Минервой,
Кто и учен и притом истинно скромен и прост,
38
Ст. 1.
Ст. 3.
39
Ст. 1.
40
Ст. 7.
43
Ст. 1.