— Иван Августович, сойдите, пожалуйста, с этих половых досок в сторону, — попросил он Штольцена.
Когда пристав отошёл, Рябичкин с силой потянул крюк вверх и целый блок досок без малейшего шума стал подниматься. Охранник, стоящий возле входной двери дачи, смотрел на это, слегка приоткрыв рот от удивления. Теперь доски стояли вертикально, прислонённые к противоположной стене комнаты, а в полу зияло отверстие, величиной с дверной проём, и вниз в темноту уходили узкие ступеньки.
— Это подвал, — сказал Алексей. — Но почему-то вход в него замаскирован. Очевидно, там держат не только банки с солениями и домашнее вино.
— Да, вы правы. Надо спуститься и посмотреть, нет ли выключателя.
Телеграфист достал из чемоданчика длинные охотничьи спички и зажёг одну, после чего стал аккуратно спускаться вниз. В тусклом свете обнаружилось небольшое помещение с низким потолком, посередине стоял стол, над которым висела электрическая лампочка. Посмотрев по сторонам, Алексей увидел выключатель и щелкнул им. Комнатка озарилась ярким светом, и стало хорошо видно всё её содержимое. Кроме стола из мебели был только табурет и стеллажи, стоящие вдоль стен. На полках стояли стеклянные банки, пробирки, реторты и другие стеклянные сосуды разных форм. Некоторые из них были наполнены какими-то порошками и закрыты пробками. На нижней полке стояла горелка на сухом спирте. Рябичкин с интересом разглядывал предметы, явно восхищаясь собранной здесь коллекцией. Это была настоящая, хорошо оснащённая химическая лаборатория.
— Иван Августович, спускайтесь сюда поскорее! Вы здесь такое увидите! — с энтузиазмом воскликнул Алексей.
Но Штольцен уже и сам, без приглашения, спускался вниз.
— Да-с, — сказал он. — Лаборатория не хуже чем в университете. Передовой рубеж науки.
На столе стояли: микроскоп и различные приспособления для крепления сосудов, поверхность стола в нескольких местах была прожжена кислотой. Рябичкин прильнул к окуляру микроскопа и что-то там разглядывал.
— Какие-то кристаллы, — сказал он. — По внешнему виду трудно определить, что это за вещество.
— Ну, а вообще что скажете, Алексей Яковлевич. Что это за таинственный храм науки.
— Я просто в восхищении, Иван Августович. Такого количества экспериментального оборудования я ещё никогда не видел. Убитый Чуприльцев серьёзно занимался научными исследованиями и прекрасно оборудовал свою лабораторию. А в особенности привлекает внимание стеклянный прибор с опилками из потайного шкафчика в кабинете. Да и всё остальное.
— С этим прибором я попрошу вас разобраться поточнее. Съездите в Москву, зайдите в научные библиотеки, посоветуйтесь с учёными из университета. Необходимые для этого бумаги я вам напишу. Покажите им фотографии Чуприльцева, вдруг кто-нибудь из них знает его.
— Меня вот что удивляет, — продолжил Рябичкин, — Мы не нашли никаких записей. Если Чуприльцев действительно учёный, то он должен обязательно вести дневник своих экспериментов. Современная наука довольно сложна, и невозможно всё держать в голове, без формул и таблиц сейчас не обойтись.
— Вы хотите сказать, что за его дневниками и охотился убийца.
— Вероятнее всего. Вы же знаете, Иван Августович, наука движется вперёд семимильными шагами. Внедрение в жизнь открытий приносит колоссальные деньги.
— Согласен с вами. Многие изобретения принесли их авторам или людям, купившим их, целые состояния… Получается, что Чуприльцев — изобретатель. Это, конечно, большая честь для Новогиреево, что такой человек поселился у нас, но то, что его здесь убили…
В этот момент во входной проём сверху заглянул Купавин, он только что вернулся от соседей с отпечатками их пальцев. Урядник с удивлением оглядел подвальное помещение, присвистнул и сказал:
— Ну, Алексей Яковлевич, тебе здесь раздолье. Эти игрушки для тебя словно сладкий сахар.
— Сейчас не до шуток, Митрофан Васильевич, — строго сказал Штольцен. — Пора двигаться дальше. Помогите мне вылезти.
Когда пристав с телеграфистом поднялись в гостиную, Штольцен подошёл к окну и стал размышлять. В его исполнении это выглядело, как перенос тяжести тела с пятки на носок и обратно — нормальное состояние задумчивости, к которому привыкли все знакомые. В такие минуты обращаться к нему было бесполезно. Через несколько минут он сказал: