— Столько хватит?
— Да, — не глядя, ответила я.
Ведь мне совершенно не важно, сколько он мне заплатит. Местные деньги меня не интересовали и были, по сути, не нужны. Их я складировала в большую копилку-кошку.
— Если место укола будет болеть, приложи к нему грелку… — вытирая руки, посоветовала я.
— Грелку? — нахмурился пант.
Ах, ну да, ещё одно для него чужеродное слово, прозвучавшее из моих уст.
Я повернулась и уточнила:
— Что-нибудь тёплое. Например, налей в пластиковую бутылку горячей воды — и будет тебе грелка.
Пластиковые бутылки у них точно есть. Видела на днях.
— Ясно, — кивнул он. — Шанкар ещё раз.
— Не за что. Обращайтесь, — кивнула я в ответ, а потом, вспомнив, решила предупредить на всякий случай: — И да, желательно дня три воздержаться от любых хмельных напитков.
— Ракшас! — возмущаясь, громко выругался Ешан. — Как так?! Послезавтра ж виджай!
— Что послезавтра? — вот тут не поняла я.
— Праздник у нас, гуляние, — пояснили мне явно с сожалением.
— Ааа, — протяжно ответила я. Все никак не привыкну к их чудным словам и названиям. Хотя некоторые уже запомнила. Например, тот же "ракшас" — это что-то типо нашего "чёрт!". Вот теперь запомню, что значит "виджай". — И что? Праздники у вас часто, а здоровье у тебя одно.
Пант насупился, схватил свою рубашку и шагнул к двери.
— Надо было заранее предупреждать, ведьма! — процедил он сквозь зубы.
— И что бы изменилось, ты бы отказался? — поинтересовалась, пант нахмурился, покачал головой, а я, вспомнив его последнее слово-обращение, возмущенно спросила: — И почему это сразу ведьма?
Пант задержался, обернулся:
— Ты живёшь в ведьмином доме и целительством занимаешься, стало быть, ведьма.
— Я медик, — глубоко вздохнув, ответила я.
— Не разбираюсь я в ваших ведьминских иерархиях… — "Тьфу ты!" — плюнула я в сердцах и покачала головой. — А ещё голову с лицом под этими странными решми прячешь… — продолжил он. — Никто тебя, настоящую, ни разу не видел… Скрываешь жуткие следы от запретной магии? — я машинально поправила хирургическую маску на лице, а пант вдруг шагнул в мою сторону и, заглянув в глаза, добавил: — И глаза у тебя красивые, необычные… и руки нежные такие… — он попытался взять меня за руку и уже коснулся моей кисти своими горячими пальцами, но я, почувствовав нарастающее волнение, резко отстранилась и шагнула к столу.
Как же, ракшас их побери, хороши и притягательны самцы этой расы: высокие, широкоплечие, кубики и шарики накачанных мышц, ни грамма жира, движения у всех плавные и волнующие, а прикосновения ласковые… А я же женщина. Нормальная женщина самого что ни на есть репродуктивного возраста. А близости с противоположным полом у меня не было так давно, что и вспоминать не хочется. Как же мне не хватает выброса окситоцина и эндорфина…
— Ладно, Ешан, иди домой, уже поздно, — ещё раз вздохнув, ответила я. — Небось, панта твоя волнуется уже.
— Конечно, волнуется… — фыркнул он. — Она в последнее время постоянно волнуется. На сносях она у меня, вот скоро должна разродиться. Я… — он бросил на меня сомневающийся взгляд, но все же спросил: — Я к тебе ее приведу, хорошо?
— Приводи, — кивнула я, — Разродим, поможем.
Акушерство — одна из моих основных специальностей… — а потом хмыкнула, призадумалась и, не удержавшись, с усмешкой подметила: — Панта твоя на сносях, о ней заботиться надо, а ты ее нервируешь, участвуя в… кошачьих боях.
От услышанного Ешан резко побледнел, поиграл желваками, а потом посмотрел на меня суженными по-кошачьи зрачками и оскалился, демонстрируя тут же выросшие длинные клыки:
— Откуда знаешь?
— От верблюда, — отмахнулась я. Глаза моего пациента поползли вверх, но отнюдь не от обиды, а от непонимания, ведь кто есть такой верблюд, он, скорее всего, не знал. — Каждые выходные ко мне приходите: все израненные и истерзанные… А в прошлую субботу так еле живого, молоденького, панта ко мне под мохнатые рученьки приволокли… Без сознания был, бедолага, а на теле ни одного живого места. Потом в себя пришёл и бредить стал: про Пардусово поле, заброшенный дом на отшибе и пояс чемпиона… Поди, вас один и тот же чемпион уделывает? — с усмешкой спросила я. — Уж больно аналогичные у всех следы от когтей…
— Не смей никому говорить, ведьма-медик, — сурово произнес он. Я закатила глаза:
— Оно мне надо?
— Пообещай, — попросил он уже спокойней.
— Обещаю — никому, — и, приложив руку к груди, ехидно добавила: — Честное медицинское.
Как ни странно, но моему такому обещанию кошак поверил. Наверно решил, что эти слова что-то да значат. Что ж, я и Гиппократом поклясться могу, если надо. Пусть думает, что это наше "ведьминское" божество.
Проводив панта до ворот и убедившись, что он направился в сторону своей деревни, а других желающих попасть ко мне на "приём" больше не наблюдается, я заперла калитку и с чувством выполненного долга вернулась в дом.
Все, рабочий день закончился.
Глава 2
В доме тут же прошла в комнату, в которой принимала панта, да и прочих других кошачьих пациентов, и не спеша прибралась: закрыла пузырьки, продезинфицировала инструменты, сняла одноразовую простынь с кушетки.
В конце протерла пол с хлоркой и достала почти полный пакет из мусорного ведра. Потом погасила в помещении свет и закрыла дверь. Бросив мусор в большой специальный контейнер в прихожей, я направилась в смежную комнату. Она у меня была самой любимой и многофункциональной: и спальней, и гостиной, и столовой с кухней.
Включив свет, я подошла к окну, чтобы поплотней задвинуть шторы. Затем оглядела комнату и, увидев большое зеркало, медленно к нему подошла…
А вот и я. Ну здравствуй, ведьма-медик…
Н-да, так алогично меня ещё не называли. И ведь не переубедишь этих кошек! Бессмысленно им рассказывать что я самый обыкновенный медицинский работник, а все моё целительство — это знания и умения, полученные за время обучения в институте, практика работы на скорой помощи, а также самые обычные лекарства и медикаменты. Хотя… Лукавлю, одним необычным умением на время я все-таки была "одарена" — этаким рентгеновским зрением, которое я могла включать в любой нужный момент, дабы без специального аппарата распознать, сломаны ли кости у моих кошачьих пациентов. Очень, кстати, полезное умение, для людей моей профессии. Мне будет грустно с ним расставаться… Но это ещё не скоро.
Так что, вернёмся к настоящему, к зеркалу.
Блуждая по своему отражению с ног до головы, я дернула рукой, снимая с себя хирургическую маску… Глаза тут же забегали по отражению лица, внимательно изучая изменения: нос и подбородок уже полностью приняли свою форму, очертания губ выделялись чётче… В принципе, вполне нормальное лицо, очень похожее на моё. На моё, родное и прежнее. Лишь шрамы на подбородке, щеках и шее напоминали о том, что совсем недавно я без слез и истерики не могла смотреть на себя в зеркало.
Но шрамов сегодня значительно меньше, да и те, что имелись, были уже светло-розовые и не такие уж и безобразные. Терпимо. Я коснулась руками щёк, так до конца и не веря своим глазам. Нет, ни глаза, ни зеркало не врут.
Это я. Это моё лицо.
С каждым днём оно становится лучше.
Я спиной отошла от зеркала и, стянув с головы медицинскую шапочку, распустила волосы. Светлыми локонами они заструились на плечах, я заулыбалась и, взбив волосы руками, попыталась прикрыть ими щеки. Что ж, шрамы в глаза не бросаются. А в темноте их вообще не разглядишь.
Удовлетворенно кивнув себе в отражении, я посмотрела на часы. Поздно, а я еще не ужинала. Мозг подумал о еде, и желудок тут же капризно заурчал. Надо бы чем-то его наполнить… А ещё можно выпить бутылочку вина. Красненького. Полусладенького. Я заслужила немного расслабиться.
Быстро сняв с себя медицинский костюм голубого цвета, удлиненную блузу и свободные брюки, я шагнула к шкафу. На пластиковой вешалке у меня висел традиционный местный женский наряд. Панты называют его кападой, и этот наряд уж больно похож на национальное одеяние одной страны из моего мира — длинная струящаяся ткань, которую следует обматывать вокруг талии, почти точно так же, как индианки поступают с сари. Правда, от индийского наряда кападу отличало две вещи — бахрома различной длины по всему периметру материи и необходимое условие в принте, решми, местное обозначение всех тканей, которая могла быть совершенно любого цвета, но обязательно в пятнах или, на худой конец, в полоску. И вот девушки-панты как только не изголялись, чтобы выделить свой наряд, какие только новые "полосатые" или "пятнистые" принты не изобретали. В основном, кстати, делали это вручную.