- Ориентировочно переходный период займет месяца три-четыре. И это по самым оптимистичным прогнозам, - сообщил Клещ, развалившись в кресле с комфортом.
Три месяца плюсом - это январь. Это зима и морозы. И не факт, что прогноз Голотвина оправдается. Установление новой власти может затянуться до весны. К этому времени у нас родится малыш.
- Не волнуйтесь. Снабжение пайками прекратится лишь в том случае, когда границу уберут, а кордоны снимут. Но это вряд ли, - хохотнул Глава Совета.
Новость далась Егору тяжело, хотя он знал: подобный исход политических дрязг ожидаем. И все же муж рассчитывал выскользнуть за территорию побережья, прежде чем режим въезда-выезда будет блокирован. Я ликовала, стараясь не показывать виду, а Егор настаивал, добивался, требовал и надеялся, пока не понял, что даже известная фамилия Мелёшиных не откроет большие ворота с буквой V, чтобы выпустить нас в цивилизованный мир.
И мы остались. Честно говоря, меня мало волновало, кто сядет на премьерский трон. В гораздо большей степени заботило грядущее прибавление. Ведь крохе предстояло родиться на побережье.
Егору пришлось привыкать к отсутствию комфорта и удобств. Привыкать к тому, что нужно сперва потрудиться, а затем получить результат. Привыкать к каше, к вечерним чаепитиям и к сероватому плотному хлебу. Привыкать к неприязни и агрессивному отношению местных жителей. Привыкать к тому, что за окном идет дождь, а до отхожего места, то есть до туалета, нужно дотопать, да и долго там не засидишься. А что будет зимой? Вывод один: облагораживать и утеплять сортир. Но это уже другая история.
Пришлось привыкать и мне, но иначе. Я прислушивалась к изменениям в организме - незаметным, но неуклонно набирающим вес и обхват талии. Наверное, поэтому природа определила девять месяцев в качестве срока, достаточного, чтобы женщина прониклась предстоящим материнством.
Меня тревожили полнолуния, но Егор уверенно заявил, что второе "я" заснуло надолго. До тех пор, пока ребенок не будет отнят от материнской груди. Муж ответил на мое удивление просвещенностью в появлении потомства у оборотней:
- А куда деваться, если жена - полиморф? Пришлось читать и изучать. И расспрашивать.
- Теперь тебе станет скучно, - опечалилась я. Острота ощущений, переживаемых моим мужчиной в полнолуния, пропадет надолго.
- Сомневаюсь, - хмыкнул он. - Пацан еще задаст нам жару.
- Какой пацан?
- Ну-у... сын. - Муж выговорил это слово и задумался. Наверное, вступило в голову, что он станет отцом.
- А если родится дочка? Не забывай, мы живем в Шлаковке, - напомнила я о байке Игната.
- Фигня. С нами не сработает. Мы же не местные, а временные, - успокоил Егор. - А давай поспорим? Я говорю, что родится сын, - он опять запнулся, прислушавшись к новому слову в лексиконе. - А ты утверждаешь, что родится дочь, - и снова замолчал, проникаясь открытием. Ребенок в животе жены - не бесполое существо. Там растет либо мальчик, либо девочка. Сын или дочь.
Первенец Егора, наш первенец родился на побережье, на исходе морозного февральского дня, и появление крохи в этом мире произошло неожиданно. Святозар Павлович не ошибся с расчетами. Просто я грохнулась навзничь, поскользнувшись на обледенелой тропинке. Роды начались преждевременно.
Граница вновь открылась в конце марта, когда следующим премьер-министром стал Влашек Карол Сигизмундович. Мой отец.
И еще. В октябре нас нашел Кот. Тот мордастый прожора, которого я оставила в поместье самого старшего Мелёшина и строго-настрого наказала дожидаться нашего возвращения. Худющий как глист черный котяра перемахнул через калитку и с ошалелыми воплями бросился ко мне на руки. От испуга я не сразу признала в тощем животном нашего Кота, которого запомнила упитанным и лоснящимся от сытой жизни. Его шерсть свалялась колтунами, в глазах сверкал дикий голод.