Выбрать главу

В молодости я был крепок здоровьем, красив и беззаботен.

Все в моей семье были ювелирами, по крайней мере, с тех пор, как о ней известно из письменных источников, и я тоже с энтузиазмом взялся за изучение этого ремесла, серьезно и прилежно, читая и размышляя. Когда и при каких обстоятельствах я впервые встретил Энн Лит, я не помню.

Она освещала мою жизнь подобно солнцу; мне казалось, что я всегда знал ее, но, возможно, моя память подводит меня.

Ее отец был адвокатом, она — единственным ребенком в семье, и хотя она стояла выше меня по общественной лестнице, я обладал гораздо большими мирскими благами, так что никаких препятствий для нашего земного союза не существовало.

Но нашему счастью воспрепятствовали силы зла; я боялся этого с самого начала, поскольку оно было полным, что всегда ненавистно дьяволам и демонам, и они предприняли все, чтобы разрушить его.

Моя возлюбленная привлекла к себе похотливые взоры молодого доктора Роба Паттерсона, обладавшего ложным обаянием, а вовсе не подлинной привлекательностью личности; при этом имевшего должные манеры и всегда со вкусом одевавшегося.

Его восхищение подогревалось ее холодностью и сильнейшей неприязнью ко мне.

Дошло до того, что он предпринял попытки выставить меня не джентльменом, а заурядным торговцем; я же презирал его как праздного сластолюбца, замышляющего гибель женщины ради грубого удовлетворения сиюминутной страсти.

Он даже не пытался сделать вид, будто способен содержать жену, и принадлежал к тем распутникам, которые открыто насмехаются над супружеством.

Будучи всего лишь студентом-медиком, он имел благородное происхождение, а его семья, хоть и пришла в упадок, обладала определенным общественным влиянием, так что его преследования Энн Лит и насмешки надо мной имели некоторый успех, тем более, что ему нельзя было отказать в определенном такте и хороших манерах.

Этому мог бы положить конец наш брак, но моя возлюбленная не хотела оставлять в одиночестве своего отца, часто впадавшего то в меланхолию, то в раздражительность.

Незадолго до ее двадцать первого дня рождения, — к которому я и изготовил этот медальон с гербом ее матери, — ее отец внезапно умер. Последние его мысли были о ней, потому что именно по его заказу был изготовлен портрет, — он собирался подарить его ей на день рождения. Она осталась одна; дела семьи находились не в лучшем состоянии, и она приняла решение отправиться жить к какому-нибудь дальнему родственнику, пока приличия не позволят нам вступить в брак.

Я стал возражать против этой разлуки и отсрочки; мы поссорились; она заявила, что я такой же назойливый, как и доктор Паттерсон, и что я, подобно ему, останусь в неведении относительно места, куда она отправится.

Я, однако, питал надежду убедить ее изменить свое решение и, поскольку стояла прекрасная весенняя погода, пригласил ее прогуляться со мной за городом, чтобы обсудить наши планы на будущее. Я был сиротой, подобно ей, и у нас не было иного места встречи, какое не могло бы повредить ее и моей репутации.

Из-за напряженной работы, к которой я всегда относился внимательно по причине своего темперамента и воспитания, я опоздал на свидание на несколько минут; место, как обычно, было пустынным; стоял прекрасный майский день, тихий и безмятежный, подобный улыбке разделенной любви. В ожидании своей возлюбленной, я медленно прогуливался.

Она носила траур, но обещала надеть темно-зеленое шелковое платье, которым я так восхищался, под черный плащ, и я высматривал этот цвет среди яркой зелени деревьев и кустарника. Она все не приходила, и сердце мое замирало от страха, что она обиделась на меня и не придет совсем, и еще более глубокого страха, что она могла, по причине обиды, скрыться в неведомом убежище, как и собиралась.

Эта мысль заставила меня пойти к ней навстречу, и тогда я увидел Роба Паттерсона, идущего по постриженной траве лужайки.

Помню, тогда мне показалось, что яркое солнце потемнело, но не от облаков или дымки, а словно во время затмения, и что деревья и цветы страшным образом поникли и приняли увядший вид.