— Это очень мило с вашей стороны, — с восторгом сказала она. — Может быть, вы возьмете что-нибудь взамен или позволите мне что-нибудь для вас сделать?
— Вы могли бы еще раз навестить меня, — задумчиво ответила Мисс Лефейн.
— О да, конечно, мне хотелось бы снова навестить вас.
Сейчас, когда она получила то, за чем приехала, — заветную тарелку, — Марте Пим хотелось уйти; в доме было очень мрачно и тоскливо, она начала ощущать ужасный запах, — дом слишком долго не проветривался, и где-то в этом ужасном темном чуланчике гнило что-то влажное.
— Мне действительно пора, — поспешно сказала она.
Мисс Лефейн повернулась к ней с таким видом, будто собиралась обнять ее, и Марта отшатнулась.
— О Господи, — простонала старая леди. — Ну почему вы так торопитесь?
— Здесь… здесь ужасный запах, — еле слышно пробормотала мисс Пим.
Она обнаружила себя спешащей вниз по лестнице, в то время как мисс Лефейн говорила ей вслед:
— Какие странные люди… Она говорит о запахе…
— Вы и сами должны были его ощутить.
Мисс Пим вышла в коридор; старая леди не последовала за ней, а остановилась в сумраке лестницы, — серая бесформенная фигура.
Марта Пим терпеть не могла грубости и неблагодарности, но она не могла заставить себя остаться дольше ни на минуту; она поспешила выйти и через мгновение уже сидела в своей коляске. Действительно, этот запах…
— До свидания! — крикнула она с напускной веселостью. — И огромное вам спасибо!
Ответа из дома не последовало.
Мисс Пим тронула лошадку; она была немного расстроена и выбрала другую дорогу, чем ту, по которой приехала, — дорогу, которая вела мимо маленького домика, возвышавшегося над болотом; ей было приятно думать, что у бедной старушки из «Хартли» имеются соседи, живущие достаточно близко, и она остановила коляску, подумав, не стоит ли ей позвать кого-нибудь и сказать, что мисс Лефейн ужасно страдает от одиночества в своем доме, и у нее явно не в порядке с головой.
Молодая женщина, привлеченная шумом коляски, вышла из домика и, увидев мисс Пим, окликнула ее, спросив, не нужны ли ей ключи от дома?
— Какого дома? — спросила мисс Пим.
— «Хартли», мэм, они не вывесили объявление, потому что мимо него все равно никто не ходит, но они хотят его продать. Мисс Лефейн хочет продать или сдать его…
— Я только что была у нее в гостях…
— О, нет, мэм, она уехала год назад, куда-то за границу; она терпеть не могла этого места. С тех пор оно пустует, а я каждый день наведываюсь туда и прибираюсь…
Словоохотливая любопытная женщина подошла к ограде.
— Мисс Лефейн сейчас там, — сказала мисс Пим. — Должно быть, она только что вернулась.
— Сегодня утром ее там не было, мэм, да и вряд ли она вернулась бы… Она была очень напугана, мэм, ее прогнали, она не смела прикасаться к фарфору. Не могу сказать, чтобы я заметила что-то особенное, но я никогда не задерживаюсь в доме надолго, из-за ужасного запаха…
— Да, — еле слышно пробормотала Марта Пим, — запах есть. Но что… что прогнало ее?
Молодая женщина, даже в этом уединенном месте, понизила голос.
— Ну… поскольку вы не собираетесь приобретать этот дом… Она вбила себе в голову, что старый сэр Джеймс… Он не мог оставить «Хартли», мэм, он похоронен в саду, и она думала, что он преследует ее, не позволяя прикасаться к фарфору…
— Ах! — воскликнула мисс Пим.
— Он считал, что все вещи должны оставаться в «Хартли», но мисс Лефейн, кажется, кое-что продала; это случилось много лет назад…
— Да, да, — лицо мисс Пим потемнело. — Вы не знаете, что он был за человек?
— Нет, мэм, но я слышала, что он был очень толстый и очень старый… Интересно, кого вы могли видеть в «Хартли»?
Мисс Пим достала из сумки тарелку «Кроун Дерби».
— Пожалуйста, отнесите ее в дом, когда пойдете туда, — прошептала она. — В конце концов, она мне не нужна…
Прежде чем изумленная молодая женщина успела ответить, мисс Пим тронула лошадку с места; эти короткие волосы, этот заляпанный землей халат, белые носки, «я обычно живу в саду…»
Коляска быстро удалялась; Марта решила никому не рассказывать о том, что посещала «Хартли», и больше никогда не говорить о призраках.
Она дрожала, — не только от сырости, — а ее одежда словно пропиталась ужасным запахом.
ПРЕКРАСНЫЕ ВОЛОСЫ АМБРОЗИНЫ
The Fair Hair of Ambrosine (1933)
Клод Буше, с нарастающим страхом, ожидал наступления двенадцатого декабря.
Он все еще продолжал называть этот месяц декабрем; новые названия времен революции так и не стали для него привычными, он остался верным многим старым традициям.