В тот вечер Клод пришел к ней; они поссорились пару дней назад, и все это время он держался в стороне.
Она лежала на безвкусных шелках кровати под балдахином; кто-то заботливо укрыл ее покрывалом до подбородка, и ее лицо, покрытое синяками, с немного исказившимися чертами, напоминало лицо обиженного, испуганного ребенка.
Ее волосы были уложены над головой и напоминали пышную подушку; маленькие заостренные черты казались совсем незначительными рядом с этим неизменным великолепием.
Глядя на нее, Клод недоумевал, как он мог когда-то любить ее — существо, начисто лишенное красоты и бесхарактерное; его единственным желанием было забыть ее, потому что сейчас она казалась ему чем-то зловещим.
Он заплатил столько, сколько было нужно, чтобы ее не похоронили, как нищую, и вернулся в Париж, чтобы забыть. Забыть ее было нетрудно; случившаяся с ней трагедия никого не встревожила — слишком много ужасов происходило тогда во Франции. Воры, очевидно, убили ее из-за скудных пожитков; дело так и осталось нераскрытым, поскольку оно никого не заботило. Таких, как она, в Фобур Сент-Антуан было великое множество.
Какое-то время она продолжала обнимать Клода по ночам; вместе с темнотой приходил ее образ, не давая ему уснуть.
Но он всегда видел ее мертвой, с напряженными, полуоткрытыми губами, полузакрытыми, неподвижными глазами, тонким носом и острым подбородком, на фоне золотистых волос.
Только мертвой. Снова и снова он пытался вызвать в памяти ее живое лицо, ее движущуюся фигуру, но это ему не удавалось.
Он не смог вспомнить ощущения от ее ласк и поцелуев, зато ощущение холодной, мягкой мертвой щеки, — именно такой она была, когда он прикоснулся к ней, — оставалось с ним.
Впрочем, через некоторое время ему удалось избавиться от Амброзины, забыть ее.
Но теперь, когда его путь, 12 декабря, должен был пройти мимо ее дома, он вспомнил.
Не то, чтобы он испытывал какой-то страх перед домом или местностью, — просто после ее смерти он ни разу там не был. Вероятно, сейчас в доме живут другие люди, или он вообще разрушен, — но в любом случае, его путь лежал через пустынный парк.
Было бы абсурдным предполагать, что он боится этого дома или того пути, которым шел в последний раз, возвращаясь от ее смертного одра. Все было кончено, и он забыл об этом. Он старался уверить себя в этом, но, стоило только вспомнить Амброзину, его вновь охватывал неприятный страх.
Эта ночь стала началом ужаса.
Он поздно вернулся домой, в свою квартиру около кафе, и, заснув, увидел сон, по своей ясности не отличающийся от реальности.
Ему снилось, что сегодня — 12 декабря, и он едет в Сен-Клу с бумагами, которые должен передать депутату от Беарна.
Стоял холодный, хмурый день и, пока он ехал, его окружала сонная тишина.
Когда он добрался до больших железных ворот парка, его лошадь захромала. Он находился неподалеку от конечного пункта своей поездки и решил пройтись пешком. Оставив лошадь в маленькой гостинице, он направился через парк.
Он видел все совершенно отчетливо — огромные аллеи голых деревьев, дорожки, усыпанные опавшей листвой, пруды с карпами и фонтаны с грязными статуями и пустыми бассейнами, клумбы, на которых недавно цвели цветы, выглядевшие сейчас совершенно безжизненными; а справа от него виднелся бледный отблеск реки, проглядывавшей между деревьями.
Пока он шел, сумерки начали наполнять огромный парк тенями; и вдруг он почувствовал рядом с собой чье-то присутствие. Он не мог разглядеть лицо этого человека, постоянно скрытое тенями, зато мог видеть, что на нем был зеленый плащ с темно-синими лягушками.
Его сразу же охватил ужас. Он ускорил шаг, но тот, другой, с безжалостной точностью сновидения, не отставал. День потускнел, превратившись в нечто бесцветно-неподвижное, — самая подходящая декорация для появления призраков, — ветви на деревьях и трава были совершенно неподвижны, на воде не было заметно ряби.
Клод и его безмолвный спутник подошли к пруду с карпами, высохшему, поросшему зеленым мхом. Несколько деревьев склонили к нему свои голые ветви; позади него возвышалась каменная статуя, безликая и зловещая. Клод не мог не узнать это место, известное ему как Сен-Клу.
Его спутник остановился и наклонился, чтобы поправить пряжку на туфле. Клоду хотелось поскорее уйти, но он не мог двинуться с места; тот, наконец, выпрямился, взял его за руку и торопливо повел по сухой траве.
Они вышли на берег реки, к дому, который стоял здесь, на границе парка.