Деревянный прилавок, старый, полированный, тянулся вдоль лавки, и на нем не было ничего, кроме блестящих медных весов; позади него стена от пола до потолка представляла собой ряд полок, на которых располагались кувшины из дельфтской керамики, белые и голубые, и итальянская майолика, желтая и красная, на которых были обозначены названия различных лекарств; в центре полок имелась дверь, которая вела во внутреннюю комнату.
В один из ноябрьских вечеров, когда лавка была закрыта, старая экономка уже спала, а в гостиной ярко горел камин, мистер Джон Прауди был занят своей маленькой лаборатории приготовлением каких-то лекарств, в частности, смеси молочного сока ириса пестрого и перца, которую считал самой подходящей при лечении несварения желудка.
Он уже начинал замерзать и, не будучи человеком молодым (в то время, в 1690 году, мистеру Прауди было около шестидесяти), немного устал, так что начал подумывать о своем мягком кресле, бокале горячего глинтвейна на камине, газете, с волнующими новостями о войне, Палате общин и заговорах, когда громкий звон колокольчика заставил его выронить ситечко, которое он держал в руке; не то, чтобы колокольчик так уж редко звонил после наступления темноты, но его мысли были полны заговорами последней Революции и их раскрытиями, а в доме было настолько тихо, что он казался необитаемым.
«Славные наступили времена, — с негодованием подумал мистер Прауди, — когда честный торговец испытывает страх в собственном доме».
Снова раздался нетерпеливый звонок; аптекарь вытер руки, взял свечу и вышел в темную лавку. Проходя через гостиную, он взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что уже почти полночь. Поставил свечу в оловянном подсвечнике на прилавок, — ее свет заиграл бликами на флаконах и их содержимом, — и открыл дверь. Порыв ветра швырнул в комнату мокрый снег, разлетевшийся по полу, а аптекарь, вздрогнув, воскликнул:
— Кто здесь?
Не ответив, в лавку вошел высокий джентльмен и закрыл за собой дверь.
— Что вам угодно, сэр? — немного резко спросил мистер Прауди.
— Мне нужен врач, — ответил незнакомец, — немедленно.
Он с очевидным нетерпением оглядел лавку, обращая на мистера Прауди не больше внимания, чем если бы тот был простым слугой.
— Но почему вы пришли за врачом именно сюда? — требовательно спросил аптекарь, которому не понравились манеры посетителя и который был задет тем, что его собственные профессиональные услуги были, по всей видимости, недостаточно хороши.
— Мне сказали, — ответил незнакомец на внятном английском, но с заметным иностранным акцентом, — что над вашей лавкой живет врач.
— Так оно и есть, — нехотя согласился мистер Прауди, — но он уже спит.
Незнакомец подошел к прилавку и облокотился на него жестом очень уставшего человека; свеча освещала его почти полностью, за исключением лица, поскольку на нем была бархатная черная маска, какие надевают, отправляясь на сомнительные свидания; черная кружевная бахрома скрывала нижнюю часть.
Мистеру Прауди это не понравилось; он почувствовал, что за этим визитом кроется какая-то тайная интрига, и с сомнением взглянул на незнакомца.
Это был высокий, изящный человек, несомненно, молодой, закутанный в темно-синюю мантию, подбитую мехом, в перчатках для верховой езды и высоких сапогах; из-под мантии выглядывала шпага; шею украшала бриллиантовая брошь.
— Итак, — с нетерпением произнес он, и его черные глаза сверкнули в прорезях маски, — как долго вы собираетесь заставлять меня ждать? Мне срочно нужен доктор Валлеторт.
— Вам известно его имя?
— Да, мне его назвали. А теперь, ради Бога, сэр, приведите его — скажите, что есть женщина, срочно нуждающаяся в его услугах!
Мистер Прауди с неохотой повернулся, взял свечу и, оставив джентльмена в темноте, поднялся по лестнице наверх и разбудил своего постояльца.
— Вас разыскивают, доктор Валлеторт, — сказал он через дверь. — Пришел какой-то человек, — он сейчас внизу, — чтобы проводить вас к некой даме… Ночь ужасная, а он — чужестранец в маске, — ворчливо закончил старый аптекарь.
Доктор Фрэнсис Валлеторт тотчас же открыл дверь; он не спал, а читал при свете маленького ночника. Высокий и элегантный, с бледностью ученого и грацией джентльмена, молодой доктор стоял, взволнованный, держа в руке раскрытую книгу.