— Хорошо, что вы пришли, господин Марлоу, — сказала Тамара. — Я боялась, вы обидитесь, что мы не стали с вами разговаривать вчера вечером. Андреас, наверное, уже объяснил причину.
— Вообще-то нет. Впрочем, и не обязательно.
— Андреас, ты говорил…
Он взмахнул рукой.
— Обсудим все после еды. На кухню, Тамара!
Она покачала головой и исчезла за дверью.
Залесхофф усмехнулся.
— Хотите выпить, Марлоу?
— Да, спасибо.
— Виски? Я специально оставил бутылку.
— Очень предусмотрительно с вашей стороны.
Он достал стаканы из книжного шкафа.
— Ничто не может удивить человека, способного целый вечер терпеть Вагаса.
— А, значит, вы его знаете!
Залесхофф погрозил мне пальцем.
— Я знаю о нем. Скажите, когда хватит.
— Хватит!
— Готов поспорить, он предостерегал вас, чтобы вы не общались со мной.
— Примерно так.
— Ну, ваше здоровье.
— Будьте здоровы.
В комнату вошла девушка с подносом, в центре которого помещалась большая медная кастрюля.
— Будете настоящий гуляш с паприкой, господин Марлоу?
— С удовольствием.
— Отлично, потому что я приготовила гуляш.
— Любопытно, — проворчал Залесхофф, — что бы ты делала, ответь он, что не переваривает гуляш. Наверное, открыла бы другую банку…
Трапеза продолжалась под перекрестным огнем шутливой перебранки. Совершенно очевидно, спектакль разыгрывался в мою честь, однако постепенно я начал получать от него удовольствие. Гуляш был вкусный. Общество Залесхоффа и его сестры приятно возбуждало. Впервые после отъезда из Англии окружающая обстановка не вызывала у меня раздражения. Согретый заполнившим желудок гуляшом, я вкратце рассказал о вечере, проведенном с генералом и мадам Вагас. Нас можно было принять за трех добрых знакомых, обсуждающих четвертого. Затем атмосфера внезапно изменилась. Причем в худшую сторону.
Я непринужденно подшучивал над Риккардо и ладаном. Хозяева смеялись. Потом небрежно упомянул о записке, вложенной мне в руку мадам Вагас, и поделился своими соображениями о психическом состоянии женщины.
Эффект от моих слов превзошел все ожидания. В комнате воцарилась тишина, словно кто-то выключил громко оравшее радио.
— Как вы сказали, что там было в записке? — Голос Залесхоффа звучал неестественно спокойно. Девушка не отрывала взгляда от тарелки.
— Она у меня в кармане, можете взглянуть, если хотите. Но зачем? Что случилось? Неужели вы воспринимаете ее всерьез?
Залесхофф молча прочел записку и, пожав плечами, вернул мне.
— Нет, я не воспринимаю ее всерьез. Выходка злобной женщины. Я вообще не обратил бы на нее внимания, если бы не одна деталь.
— Какая?
— Утверждение очень близко к истине.
Я смотрел на него во все глаза.
— Но Фернинг попал под машину!
— Фернинга, — твердо сказал Залесхофф, — убили.
— О чем вы, черт возьми?
— О Фернинге.
Я встал из-за стола.
— Послушайте, Залесхофф, вы угостили меня вкусным ужином, и до сих пор я получал удовольствие. Но должен вам честно признаться…
Он не дал мне закончить:
— Сядьте, Марлоу. Пора нам с вами немного поговорить по душам.
— Я не…
— Сядьте! — Залесхофф повысил голос.
— Да, господин Марлоу, — сказала девушка, — садитесь, пожалуйста. А то заработаете несварение желудка. Выпейте еще виски.
— Я не хочу виски, спасибо, и я не сяду. — От раздражения меня пробирала дрожь.
— Отлично! — прорычал Залесхофф. — Можете стоять. Главное, выслушайте меня.
— Слушаю.
— Хорошо. Я не знаю, то ли у вас на глазах шоры, то ли вы просто глупы. Но позвольте вам заметить, что итальянскому представителю станкостроительной компании «Спартак» из Вулвергемптона пора бы уже задать себе кое-какие вопросы.
— Например?
— Проклятие! — взорвался он. — Послушайте, вы тут уже десять дней. У вас отобрали паспорт и обязали еженедельно являться в полицию, как освобожденного условно преступника. Вам это не кажется немного странным? Вашу почту вскрывают, а ваш помощник Беллинетти следит за вами с момента приезда. Я знаю, потому что наблюдал за ним. Вам это ни о чем не говорит? Более того, человек, называющий себя югославским генералом, сделал вам в высшей степени сомнительное предложение. И, зная все это, вы собираетесь уйти? — Его подбородок выдвинулся вперед, словно таран. — От меня! Единственного, кто в состоянии вам объяснить, что все это значит.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
— Ну? — спросил я. — И что все это значит?