Я рывком распахнул дверь и чуть не упал, споткнувшись о чемодан. Залесхофф уже стоял у выхода. В первую секунду я его не узнал.
Он был чисто выбрит, в темно-зеленом пальто и зеленой альпийской шляпе, но главное — лицо. Щеки стали круглее, а верхняя губа как-то странно выдавалась вперед, нависая над нижней.
Залесхофф передавал чемодан стоящему на платформе носильщику, затем повернулся ко мне и взглядом указал на чемодан у моих ног. И сошел с подножки. Я подхватил чемодан и направился к выходу.
Еще один носильщик с надеждой смотрел на меня. Чемодан оказался тяжелым, и мне пришлось ухватиться за поручень, передавая его носильщику. В следующее мгновение я едва не уронил чемодан ему на голову — по обе стороны от носильщика лицом к поезду стояли два чернорубашечника.
Мое замешательство длилось лишь долю секунды! Мозг работал быстро. Я увидел, что их ладони лежат на рукоятках «маузеров», поэтому поворачивать назад смысла нет. Они выстрелят мне в спину, а если и промахнутся, на противоположной стороне меня будут ждать другие. Удалось ли Залесхоффу пройти мимо них, или его уже арестовали?
Носильщик подхватил чемодан, и я спустился на платформу. Потом случилось невероятное. Чернорубашечники смотрели мимо меня, на поезд. Я замер, не веря своим глазам.
— Куда, синьор? — спросил носильщик.
Я в изумлении приоткрыл рот. Потом взял себя в руки и пробормотал:
— В камеру хранения.
На дрожащих ногах я шел за носильщиком по платформе. У выхода из каждого вагона стояли по два чернорубашечника. Когда вагоны третьего класса покинули все пассажиры, чернорубашечники в сопровождении офицера вошли в поезд. Из окон высовывались головы — оставшиеся люди сообразили, что происходит нечто необычное.
Впереди я увидел Залесхоффа, следовавшего за носильщиком; оба исчезли за дверью, ведущей на улицу. Перед дверью стояли еще три чернорубашечника. Я шел прямо на них. Мне не давали покоя мои ботинки. При соприкосновении с асфальтом они издавали гулкий стук. Я впервые обратил внимание, что один ботинок скрипит. Чтобы отвлечься, я стал разрабатывать план действий на тот случай, если хозяин чемодана выглянет из окна вагона и узнает свои вещи. Такой большой и дорогой чемодан очень приметен. Обратиться в бегство или попробовать держаться нагло? Нет! Тогда они заметят мой акцент. Могут попросить паспорт, и…
До выхода оставалось несколько ярдов. Чернорубашечники повернулись в мою сторону. Вне всякого сомнения, один из них смотрел на мои ботинки. Охваченный паникой, я не мог понять, то ли я подхожу к ним, то ли они двинулись вперед, намереваясь меня схватить. Ноги стали непослушными и неловкими, как в снегоступах. Инстинктивно я сместился в сторону, чтобы шедший впереди носильщик оказался между мной и чернорубашечниками. Он прошел мимо охраны. Мышцы ног у меня напряглись. Чернорубашечники смотрели на меня. Я почти поравнялся с ними и отчетливо видел детали мундиров, фактуру черной ткани, черную кожаную кобуру и сверкающую латунную кнопку ее клапана. Я ждал, что рука в черном преградит мне дорогу. И приготовился разыгрывать этот фарс до самого конца. Изобразить возмущение. Не отдавая себе отчета, я презрительно скривился. Через секунду чернорубашечники остались позади.
В первое мгновение я не мог поверить в удачу и продолжал идти, ожидая, что крепкие пальцы стиснут мои плечи и поволокут назад. Но никто меня не остановил. Опомнился я у окошка камеры хранения; передо мной стоял носильщик, ожидая чаевых. Я сунул руку в карман и достал первую же монету, которую нащупали пальцы. Носильщик удивленно посмотрел на то, что очутилось у него на ладони, и я понял — к сожалению, слишком поздно, — что совершил ошибку. Дал ему десять лир. Он меня запомнит.
Раздраженно отмахнувшись от благодарностей, я повернулся, чтобы уйти. И тут меня окликнул служащий камеры хранения. Оказалось, я забыл квитанцию. Я взял листок и, обливаясь потом, вышел к путям.
Залесхофф уже ждал меня. Я рассказал ему о своей ошибке. Он пожал плечами:
— Ничего не поделаешь. Квитанцию из камеры хранения порвите и выбросьте. Я взял чемоданы, на которых есть бирки с фамилией и адресом. В конечном итоге их вернут владельцам. Теперь нам нужно позавтракать. Магазины откроются не раньше чем через час.
Когда мы устроились в кафе на некотором удалении от вокзала, пережитое волнение дало о себе знать. Я весь дрожал, от макушки до пят. Есть совсем не хотелось. Залесхофф сочувственно улыбнулся.