Теперь взгляд старика сфокусировался на моем подбородке. Зрачки его глаз помутнели, голова слегка — почти незаметно — покачивалась из стороны в сторону.
— Да, профессор, полностью с вами согласен. — Я старался следить за интонациями своего голоса.
Он улыбнулся.
Женщина подошла и встала у него за спиной. Не глядя на нас, она мягко проговорила:
— Тебе пора спать, папа. Ты сегодня многое успел, если ты хочешь поработать завтра, нужно хорошенько отдохнуть.
Старик молча встал и позволил повести себя к двери. Я едва сдержал вздох облегчения.
Потом профессор вдруг повернулся. Глаза его снова сияли, но теперь они были хитро прищурены.
— Симона, — с расстановкой произнес он, — я собираюсь показать этому джентльмену свои расчеты. Нет! Не перебивай меня. — Его губы слегка раздвинулись, обнажив оскал зубов. — Я знаю, Симона, втайне ты считаешь меня сумасшедшим. Думаешь, я не догадываюсь, что ты откладываешь публикацию исключительно из страха?
Женщина охнула.
— Нет, отец, неправда! — Ее голос дрожал.
Профессор улыбнулся.
— Так или иначе, Симона, меня это не волнует. Я сам определю время для публикации. Я хочу показать мой труд этому джентльмену. Он поймет и оценит. Возможно, не до конца, однако он скажет тебе, что твои сомнения беспочвенны. — Профессор с улыбкой посмотрел на меня. — Я принесу рукопись. Прошу извинить.
Женщина молча смотрела ему вслед, затем резко повернулась к нам. Ее взгляд переместился с Залесхоффа на меня. Руки со сжатыми кулаками были опущены. Внезапно она заговорила, быстро и сбивчиво:
— Синьор Маурер, не зная местности, под снегом трудно найти тропу через границу. Нет, не перебивайте меня. Вы теряете время. Вы заблудитесь. Будете целый день бродить среди деревьев, но не найдете дорогу. Но я ее хорошо знаю. Я за два часа выведу вас в безопасное место. Я это сделаю. Но… — Она выпрямилась. — Синьор Маурер, рукопись моего отца вас поразит. Умоляю вас не показывать этого. Отец… безобиден, и я не хочу причинять ему ненужных страданий. Я могу вам помочь. Хотя денег у меня немного, если они вам нужны, я дам. Взамен прошу лишь одного: забудьте все, что вы слышали сегодня, и помните только прежние работы отца. А если вы сумеете найти слова одобрения тому, что он вам покажет… Умоляю… — Всхлипнув, она умолкла.
Я приподнялся с кресла, потом снова сел. Меня охватили противоречивые чувства — смущение и страх.
Залесхофф бросил окурок в камин.
— Когда вы видели газету, синьорина? — Он плотнее завернулся в плед. — Мы надеялись, что этого не случится.
— Сегодня утром расчистили дорогу до Тарвизио, и, — она попыталась улыбнуться, — газеты прибыли вместе с овощами, которые плавали у вас в супе. Я узнала синьора… синьора Маурера, как только он вышел на свет. Я бы не призналась в этом. Полиция далеко, и мне стало страшно. Но теперь… — Симона снова повернулась ко мне. — Такая маленькая просьба, синьор, и…
Из коридора послышались шаги, и в комнату вошел профессор Беронелли. Под мышкой он держал толстую книгу в кожаном переплете. Его яркие глаза подозрительно вглядывались в нас.
— О чем вы говорили, Симона? — резко спросил он.
— Ваша дочь сообщила нам, — сказал Залесхофф, — что вы рассчитываете в ближайшие три месяца закончить рукопись.
Ничего не ответив, профессор подошел ко мне и придвинул свой стул вплотную.
— Вы, синьор Маурер, первый, кто увидит эту рукопись. Разумеется, за исключением моей дочери, однако она не разбирается в математике. Первую рукопись я уничтожил после предательства коллеги. Эта предназначена для печати. Она проще, яснее. Как я уже говорил, она не закончена. — Старик посмотрел мне в глаза. — Поначалу мой метод формулировки теоремы может показаться вам немного необычным. Мне пришлось разработать слегка измененную систему аннотации, чтобы описать некоторые абстрактные величины, которые я использую. Впрочем, полагаю, суть вы поймете без особого труда.
Он осторожно передал мне книгу. Жесты его были спокойными и величественными, голос тихим и серьезным. На долю секунды мне в голову пришла невероятная мысль: может, он не безумен и в мировой истории расцвел еще один непризнанный гений? Затем я раскрыл рукопись на первой странице.
Сердце замерло. Мне хотелось оторвать взгляд от книги и посмотреть на Залесхоффа, на женщину, но я не решался, зная, что профессор внимательно наблюдает за мной. Чувствуя, как щеки заливает румянец, я подпер левую щеку ладонью, чтобы скрыть от старика обращенную к нему половину лица. Мой взгляд не отрывался от страницы.