Я вернулся к шкафу и разложил носовые платки в том порядке, в каком оставил их раньше. Снова запер чемодан — на один замок. Поправил одеяло. И только потом, немного успокоившись, присел. Есть только один человек, способный обыскать мой номер и ничего не взять, — это шпион. Вернув себе фотоаппарат и обнаружив, что в нем нет отснятой пленки, он естественно должен был заглянуть ко мне в номер. Естественно? Да, потому что он видел, что я сижу в читальне и выслеживаю кого-то через окно, и решил, должно быть, что коль скоро я поставил ему ловушку, то, стало быть, успел проявить пленку и сообразить, что это за снимки. И тут я вспомнил, что оставил на дне чемодана две непроявленные пленки со снимками, сделанными в Ницце. Я и не подумал проверить, на месте ли они. Снова открыл чемодан и тщательно осмотрел его. Пленки исчезли. Шпион явно не хотел полагаться на случай. На будущее это следовало учесть.
Если б можно было вернуться в прошлое и поймать его с поличным. С полминуты я наслаждался этим воображаемым торжеством. Бегину бы мало что осталось от шпиона. Я мысленно рывком поднимал это жалкое ничтожество на ноги и передавал его в руки полицейских.
С немалым удивлением я обнаружил, что этот воображаемый шпион вовсе не Шимлер. И даже не Кохе. Он вообще не был постояльцем «Резерва». Это был мстительный крысеныш со злобным личиком, пистолетом в заднем кармане брюк и ножом в рукаве, мерзкое, отвратительное существо без единого человеческого качества, хитрое, изворотливое ничтожество, презираемое даже своими хозяевами.
«Ничто, — с горечью думал я, — не способно показать мне с такой же ясностью всю тщетность моих усилий. Куда уж больше! Вместо того чтобы попытаться найти, кто из двенадцати соседей обыскивал мой номер, я деловито придумываю какого-то мифического тринадцатого. Нет, право, я заслужил поражение».
— А теперь, — сказал я вслух, — вбей в свою тупую башку следующее. Этот шпион, этот мужчина (или женщина), короче, этот человек, который увидел тебя через окно читальни и запер, как последнего олуха, каковым ты и являешься, а сам в это время забрал со стула свой аппарат, этот человек, который зашел в твой номер и стал рыться в твоей одежде в поисках снимков, этот человек — реальность, это живое существо, он — один из тех, кто здесь остановился. На шпиона он не похож, заруби себе это на носу, недоумок. Нет у него страшного взгляда и пистолета в заднем кармане брюк. Обыкновенный человек. У него может быть седая борода, как у старого Дюкло, или выпученные глаза, как у Ру. Он может цитировать Гегеля, как Шимлер, и иметь умную жену, как Кохе. А если это женщина, то она может выглядеть дамой строгой и сухой, как миссис Клэндон-Хартли, или молодой и миловидной, как Мэри Скелтон. Она может смеяться, как фрау Фогель, или томно улыбаться, как мадемуазель Мартен. Мужчина же может быть пузат, как герр Фогель, и худощав, как майор Клэндон-Хартли, и смуглолиц, как Уоррен Скелтон. Шпион может быть патриотом или предателем, мошенником или честным человеком, а может всем этим понемногу. Он может быть стар или молод, а она — брюнеткой или блондинкой, умной или глупой, богатой или бедной. Но кто бы это ни был, дурачок ты эдакий, нечего сидеть здесь, пользы тебе это точно не принесет!
Я встал и выглянул в окно.
Скелтоны только что вернулись с пляжа и усаживались за столик на нижней террасе. До меня доносились их приглушенные из-за дальнего расстояния голоса. Уоррен вдруг рассмеялся и принял наполеоновскую позу. Его сестра яростно затрясла головой. «Интересно, — лениво подумал я, — о чем они могут разговаривать?» Если брат и сестра пробыли на пляже все время после обеда, они наверняка сумеют подтвердить алиби других постояльцев. Ибо номер мой могли обыскивать, только пока я играл с Шимлером в бильярд, либо когда ходил на почту звонить Бегину. Скорее последнее. Скорее всего он или она видели, как я выхожу из пансионата. Дорожка к воротам просматривается из половины номеров и читальни. Не исключено, пока я строил планы обыска номера Шимлера, он обдумывал, как лучше обыскать мой номер. Ирония жизни. Различие заключалось в том, что Шимлер знал, где я остановился. То есть если это действительно он закрыл мой чемодан на два замка вместо одного. А может, голова его в это время была занята «Рождением трагедии» и ко мне забрался Кохе. Или герр Фогель. Или месье Дюкло. Или…