— Великий, говорите, миг? — тактично заметил я. — Но неужели, по-вашему, все так просто? Если заработки падают, разве не продолжают падение и цены, ведь у людей становится меньше денег, им просто не на что покупать товары.
— Существуют, — слегка пожал плечами он, — определенные экономические законы, вмешиваться в которые было бы крайне неразумно. Если заработки поднимаются выше естественного уровня, рушится тонкое равновесие системы. Но мне не хотелось бы утомлять вас этими премудростями. На своей фабрике я бизнесмен, решительный, сильный, бдительный. А здесь я на отдыхе. И на это время моей великой ответственности не существует. Я даю своим старым усталым извилинам отдохнуть и наслаждаюсь светом звезд.
Он откинул назад голову и посмотрел на звезды.
— Прекрасно, — с восторгом выдохнул он. — Божественно! Сколько же их на небе! Потрясающе!
Месье Дюкло снова посмотрел на меня.
— Я, знаете ли, очень чувствителен к красоте. — Месье Дюкло потянулся к стакану, еще немного разбавил его содержимое водой и допил до дна. Затем посмотрел на часы и поднялся. — Месье, — сказал он, — уже половина одиннадцатого. Я старый человек. Было очень приятно поговорить с вами. А теперь, с вашего разрешения, я удаляюсь к себе. Доброй ночи, месье.
Он поклонился, подал мне руку, положил пенсне в карман и направился, слегка покачиваясь, внутрь дома. Только тут мне пришло в голову, что, пожалуй, нынче вечером одним бокалом «Перно» месье Дюкло не ограничился.
Какое-то время я сидел в холле и читал «Гренгуар»[30] двухнедельной давности. Затем, когда это занятие мне наскучило, вышел в сад поискать американцев.
За столом для пинг-понга никого не было, но свет на него еще падал. Тут же лежали ракетки, и, между ручками, шарик с вмятиной. Я бросил его на стол. Он отскочил с каким-то странным, сухим звуком. Возвращая его на место, я услышал неподалеку шаги и обернулся, ожидая увидеть кого-нибудь. Вокруг лужицы света на поверхности стола сгустилась непроглядная мгла. Если там кто-то и был, я все равно не мог его или ее увидеть. Я вслушался, но больше звуков не последовало. Вероятно, этот человек прошел мимо. Я решил спуститься на нижнюю террасу и, продравшись сквозь кусты, уже почти дошел до ступеней, откуда между кипарисами была видна узкая полоска звездного иссиня-черного неба, когда случилось это.
Слева от меня в кустах раздался шорох. Я повернулся было в ту сторону, и в следующий момент что-то с силой опустилось мне на затылок.
Не думаю, что я полностью потерял сознание, но в следующее мгновение почувствовал, что лежу лицом вниз рядом с тропинкой и кто-то с силой прижимает мои плечи к земле. В глазах плясали искры, в ушах звенело, но звон не заглушал чьего-то дыхания, и я чувствовал, как чужие руки обшаривают мои карманы.
Не успел мой переживший столь сильное испытание мозг переварить происходящее, как все кончилось. Давление на плечи внезапно ослабло, скрипнул гравий, и все стихло.
Несколько минут я не двигался с места, стискивая голову руками и ощущая набегающие волны сильной боли. Потом, когда волны перешли в постоянную пульсацию, я медленно поднялся на ноги и зажег спичку. На земле валялся мой открытый бумажник. В нем были только деньги и какие-то ненужные квитанции. Ничего не пропало.
Я направился к дому. Дважды по дороге у меня начинала кружиться голова, и приходилось останавливаться и ждать, когда приступ пройдет, но до номера я добрался без посторонней помощи и никого не встретил по дороге. Едва переступив порог, я со вздохом свалился на постель. Испытанное мною чувство облегчения от того, что голова наконец-то покоится на мягкой подушке, было сродни боли.
30
Журнал, названный по имени средневекового французского поэта, изображенного в «Соборе Парижской Богоматери» В. Гюго.