Майор стиснул кулаки так, что косточки на пальцах побелели.
— Вот, собственно, почти и все, — вновь заговорил он. — Судя по всему, какое-то время назад старик Старетти изменил завещание в пользу Марии — по нему она наследовала половину его состояния. Батиста решил поломать это дело, и вполне преуспел. А помимо того, облегчил мой карман на четыре тысячи. Между мной и стариком произошла жуткая сцена. Он обвинил меня в желании очернить имя его сына и жениться на дочери ради денег. Никакой свадьбы не будет, заявил он, и если я в течение двадцати четырех часов не покину Италию, он позаботится о том, чтобы меня арестовали, и разразится большой скандал. Италию, — медленно продолжал майор, — я оставил, но еще раз свалял большого дурака, потому что позволил Марии вопреки воле отца уехать со мной. Мы обвенчались в Бале.
Он замолчал. Я не сказал ни слова. Да и что тут скажешь? Но оказывается, он еще не закончил. Он откашлялся.
— Женщины — странные существа, — сказал майор и замолчал. Великое открытие. — Наверное, моя благоверная, покидая со мной родной дом, даже не подозревала, что у меня практически нет денег. К дешевым гостиницам она не привыкла. Мы попробовали немного пожить в Англии, но это оказалось вредным для моих легких. Тогда мы отправились в Испанию, а потом и оттуда пришлось убраться. Некоторое время мы пробыли в Жуан-ле-Пен, но это оказалось слишком дорого, и мы перебрались сюда. Ей все здесь ненавистно. Не следовало ей бросать своих. Мы для нее — чужаки. Она ненавидит даже английский язык. А иногда кажется — и меня тоже. По-моему, она так и не простила, что я позволил Батисте обвести себя вокруг пальца. Говорит, что на меня, верно, какое-то умопомешательство нашло. Бывает, и в разговоре с посторонними повторяет то же самое. — В его голосе прозвучала бесконечная усталость. — Видели бы вы ее вчера, когда она узнала в этом типе Батисту. Ей ведь известно, что он со мной проделал, и все равно была вне себя от радости, увидев его. Это стало для меня сильным ударом. А тут еще он начал выступать. Он унаследовал отцовское состояние, а надо мной посмеялся. Ту старую историю перевел на шутку. Хороша шутка! Будь у меня в руках оружие, пристрелил бы его, честное слово. А так просто ударил, да и то не в самодовольно ухмыляющуюся рожу, а в толстое брюхо. Свинья! — Голос у майора сорвался, и он закашлялся, но тут же взял себя в руки и с вызовом посмотрел на меня. — Должно быть, вы считаете меня полным болваном, а?
Я невнятно запротестовал.
— Да нет, не так уж вы и заблуждаетесь — горько рассмеялся он. — А сейчас, когда я кое о чем вас попрошу, должно быть, вообще полоумным сочтете.
— Да? — Наконец-то мы дошли до дела. У меня вдруг болезненно застучало в висках.
Он снова замкнулся. Вид у него при этом сделался смущенный, слова давались с трудом.
— Наверное, не стоило бы все это вам рассказывать, Водоши, но мне нужно, чтобы вы поняли ситуацию. Черт, как же тяжело просить о чем-то. Моя благоверная и я, мы не можем здесь оставаться после случившегося. На каждом углу сплетничают. Всем неловко. Да и климат здесь не лучший для моих легких. Каждый понедельник из Марселя в Алжир ходит корабль. Ну вот я и подумал, может, успеем на ближайший рейс. Но беда в том… — Он запнулся. — Очень неприятно беспокоить вас такими сугубо личными делами, но, видите ли, я оказался немного на мели. Путешествие в Алжир в планы не входило. Да и Кохе счет приличный выставил. Такие вещи случаются. Наверное, вам все это кажется историей о жалком неудачнике. Я и сам попрошаек терпеть не могу. Но если бы вы мне могли одолжить до конца месяца пару тысяч франков, это бы меня сильно выручило. Очень неприятно обращаться с такой просьбой, но так уж сложилось.
Не имея ни малейшего представления, что сказать, я тем не менее открыл было рот, но он опередил меня:
— Разумеется, у меня в мыслях нет, что вы дадите мне деньги просто так, без всяких гарантий. Естественно, я выпишу на ваше имя чек, помеченный более поздним числом, вы можете его обналичить в банке Кокса, только в фунтах, если не возражаете. Они понадежнее франков, ха-ха! — Он вымученно рассмеялся. На висках у него выступили небольшие капли пота. — Я и в жизни бы не помыслил обеспокоить вас такой просьбой, но поскольку приходится уезжать так спешно, положение просто безвыходное. Знаю, вы поймете меня. Вы здесь единственный, кого я могу попросить о чем-то и… мне нет нужды уверять, насколько я был бы вам признателен.
Я беспомощно посмотрел на него. В тот момент я бы все отдал за то, чтобы иметь в кармане пять тысяч франков, весело улыбнуться, достать бумажник, успокоить его: «О да, майор, разумеется. Чего же вы раньше молчали? Никаких проблем. Пусть лучше будет не две, а пять. В конце концов, это просто обмен одного чека на другой, а чек Кокса ничем не хуже чека Английского банка. Счастлив быть полезным. Рад, что вы обратились именно ко мне». Но не было у меня этих пяти тысяч франков. Был только обратный билет до Парижа, деньги на то, чтобы рассчитаться с Кохе и еще на недельное прожитье. Так что оставалось лишь молча смотреть на собеседника и слушать часы, тикающие на каминной полке. Он поднял на меня глаза.