— Ну что, Водоши, хорошо провели время? — Вновь его высокий, тоненький голос застал меня врасплох. Я холодно посмотрел на него.
— Насколько я понимаю, месье, на роль козла отпущения вы выбрали все-таки меня?
Он наклонился, отодвинул от стены одну из скамей и сел так, чтобы смотреть мне прямо в лицо. Скамья заскрипела под его весом. Бегин вытер платком ладони.
— Жарко, — сказал он и посмотрел на меня. — Ну и как они вели себя во время ареста?
— Кто, полицейские?
— Нет, ваши соседи по пансионату.
— Никак. — Я сам услышал, как звенит мой голос. Что-то подсказывало мне — нельзя терять самообладание, только вот не получалось. — Никак, — повторил я. — А чего вы, собственно, ожидали? Дюкло понадобилось знать, в чем меня обвиняют. Фрау Фогель завизжала. Остальные просто глазели. Полагаю, они не привыкли видеть, как арестовывают людей. — Я вдруг почувствовал, что еще секунда, и я сорвусь. — Хотя думаю, что если поживут в Сен-Гатьене еще какое-то время, то привыкнут. В следующий раз, когда кто-нибудь из здешних рыбаков напьется и изобьет жену, вы задержите Фогеля. Или это слишком рискованно? А ну как швейцарскому консулу найдется что сказать? Вероятно, так оно и будет. Или у людей из управления морской разведки достанет сообразительности не затевать таких игр? Знаете, Бегин, когда вы беседовали со мной в этой комнате три дня назад, я подумал, правда подумал, что, будь вы даже законченный гад-полицейский, капля здравого смысла у вас имеется. Выяснилось, что я заблуждался. Здравого смысла вы лишены и сами не знаете, что творите. Вы болван. Наделали столько ошибок, что я и счет им потерял. Если бы мне хватило ума по-своему истолковать ваши инструкции…
До этого он слушал спокойно; теперь же вскочил на ноги и стиснул кулаки, словно собирался ударить меня.
— Чего вам не хватило? — рявкнул он.
Меня это не смутило. Я был зол и агрессивен.
— Вижу, правду вы не любите. Я сказал, что, не истолкуй я ваши инструкции по-своему, ваш драгоценный шпион давно бы сбежал. Вы велели мне разузнать, у кого из постояльцев пансиона имеется фотоаппарат. Но ведь последнему идиоту ясно, что это была бы роковая ошибка.
— Так что же вы все-таки сделали? — Бегин вновь уселся на скамью. — Просто дезинформировали меня?
— Нет. Включил мозги. Видите ли, — это я сказал с горечью, — в невинной простоте своей я решил, что если я раздобуду нужные вам сведения, не подвергая опасности перспективы поимки шпиона, когда выяснится его личность, в глазах полиции это будет очком в мою пользу. Конечно, если бы я знал, насколько топорно вы работаете, ни за что бы не стал стараться. Тем не менее я все разузнал при помощи наблюдения. А когда выяснилось, что никакого ограбления не было, мне удалось справиться с ситуацией, убедив всех — или по крайней мере большинство, — что это просто недоразумение. Ну а теперь пришла беда — отворяй ворота. Вашей ошибки я исправить не могу. Вы подняли тревогу. Клэндон-Хартли уезжают завтра в любом случае. Да и вообще вряд ли кто согласится остаться в «Резерве» после случившегося. Все, нет у вас больше ни одного подозреваемого. Впрочем, — пожал плечами я, — кажется, вас это мало волнует. Комиссар будет вполне удовлетворен. Обвиняемый имеется. А ведь вам, полицейским, только это и надо, верно? — Я встал. — Что ж, на том и покончим. Мне и самому давно хотелось избавиться от этого бремени. И если вы не против, если вам не обязательно злорадствовать и дальше, я бы предпочел, чтобы меня прямо сейчас перевели в камеру. Хотя бы потому, что здесь очень душно, а прошлой ночью я почти не спал и у меня болит голова.
Бегин вытащил из кармана пачку сигарет:
— Закурите?
— В последний раз, когда вы предлагали мне сигарету, — фыркнул я, — за пазухой у вас кое-что имелось. Дешевый фокус. А сейчас что вам от меня нужно? Письменное признание? Если так, то не надейтесь. Я категорически отказываюсь. Категорически, ясно?
— Закуривайте, Водоши. Со сном придется подождать.
— А, ясно! Третья степень, так что ли?
— Sacré chien![43] — выругался он. — Курите.
Я взял сигарету. Он закурил сам и швырнул мне коробок спичек.
— Итак! — Он выпустил облако дыма. — Должен перед вами извиниться.
— Да ну? — Я вложил в эти слова весь сарказм, на какой только был способен.
— Вот вам и «да ну». Я ошибся. Переоценил ваши умственные способности. И в то же время недооценил их. И то и другое.