— Я искал тебя на вокзале, — сказал Альбер, входя в комнату. — Тебе показалось, что идет дождь?
Он положил вещи на камин.
— Вот, собираюсь заняться фотографией. Я купил этот маленький фотоаппарат у Ваньеза. Во время отпуска я буду снимать различные живописные уголки сада. А тебя сфотографирую под тентом. Ты прекрасно выглядишь, — сказал Альбер, обнимая Берту. — Хочешь, навестим Натта?
— Сейчас пойдет дождь.
— Я очень люблю этого славного Натта, — сказал, садясь, Альбер. — Врачи, имеющие такую богатую практику, — сущий кладезь наблюдений, сделанных в гуще жизни, и — что особенно здорово — у них даже нет времени, чтобы эти наблюдения искажать. Но больше всего в Натте мне нравится его умение слушать. Самое незначительное слово, сказанное ему, не пропадает даром, находит в нем отклик. Когда с ним разговариваешь, чувствуешь себя умнее. Я вот заметил — это вовсе не упрек, — произнес он с улыбкой, — я заметил, что то ли из-за привычки, то ли от безразличия жены обычно не слишком чувствительны к уму своего мужа. Как бы ни была мудра мысль, высказанная мужем, жена не может оценить ее глубину, и она тонет в пустоте, не находя поддержки. Несчастному мужчине пришлось бы признать себя глупцом, не будь он достаточно тщеславным. Жена могла бы возразить на это, что ведь и ее красоту тоже ценят недостаточно долго. Это тоже правда. Ум, красота, незаурядные достоинства личности инстинктивно отодвигаются в сторону. Хочется каких-то более глубоких достоинств… Н-да! Я разговариваю с тобой уже пять минут и вижу, что ты думаешь совсем не о том, о чем я тебе говорю.
— Я думаю о тебе, — медленно произнесла Берта, глядя в одну точку.
— И что же ты думаешь обо мне?
— Не имеет значения.
— Ты скрываешь от меня свои мысли? — спросил он, пытаясь заглянуть ей в глаза.
Она отвернулась в сторону.
— Приходится скрывать.
— Что с тобой? — воскликнул Альбер, бережно усаживая ее на стул. — Сядь. Ты хочешь мне что-то сказать. Я вижу.
Ему показалось, что она обеспокоена тем, что Кастанье остались этим летом в Париже, и он хотел сообщить ей, что вот уже два месяца, как не видел Одетту.
— Скажи мне, что тебя тревожит?
— Нет! Ты рассердишься.
— Ну раз я сам прошу тебя сказать мне…
— Нет! — решительно заявила Берта. — Эта твоя ярость! Твои крики! Мне не хочется слышать их опять! У нас с тобой в этом доме есть видимость счастья, по крайней мере покой, и именно оттого, что я молчу.
— Я уверен, ты изводишь себя из-за какого-нибудь пустяка.
— Ты не станешь меня даже слушать! Тут же вспылишь! Я заранее знаю, что ты мне ответишь. И боюсь этого! Мне просто страшно сейчас. Ты же видишь, я перестала с тобой разговаривать. Это тебе так хотелось.
— Да нет же, дорогая, нам лучше объясниться.
— Не стоит утруждать себя! — проговорила испуганно Берта, вцепившись пальцами в край стула. — Не в этой комнате! Мне нечего тебе сказать. Мне кажется, я сейчас опять увижу страшную гримасу ненависти. И все начнется сначала!
— Как ты возбуждена! Я буду тебя слушать. И не стану прерывать.
Берта встала, снова села, словно она была не в себе, и произнесла быстро тихим голосом:
— Милый, я знаю, ты меня больше не любишь.
— Опять! — воскликнул Альбер и резко встал.
— Ну вот видишь, я не могу тебе даже слова сказать.
— Извини, — сказал он, садясь. — Я слушаю тебя. Можешь продолжать. Я не буду тебя прерывать.
Он остановил взгляд на бахроме кресла, размышляя: «Я должен выслушать ее».
— Ты меня больше не любишь. Я знаю, — продолжила Берта слабым и спокойным голосом. — Я старалась не замечать, но это выше моих сил, потому что ты любил меня когда-то, и я помню об этом. Мне бы надо было делать, как другие… Как Мари-Луиза. Я уверена, она будет счастлива. Это не так уж трудно. Почти все женщины счастливы. Они воображают, что их любят, им можно говорить все что угодно, что такова любовь, блеклая и пустая, что у мужчины много забот; они верят этому, потому что не знают ничего другого. Их взяли в жены, когда их любовь еще не проснулась.
Одновременно протягивая руки к Альберу и отдергивая их, Берта воскликнула:
— Но ты-то! Ты меня обмануть не сможешь! Я видела, каким ты был, когда любил!
Потеплевшим голосом она добавила:
— Я знаю, ты пытаешься быть нежным. Ты скажешь мне, что не изменился. Доказать тебе, что ты теперь другой, я не могу. И объяснить тоже не могу. Ты приезжаешь, уезжаешь, а мне кажется, будто тебя вообще не было дома. Наверное, я тебя разочаровала. Я вижу, что не принесла тебе счастья. Хотя мне так хотелось сделать это! Если бы ты знал, о каком счастье для нас с тобой я мечтала! Я оказалась недостаточно сильной… Мне чего-то не хватило… Тебе нужна была спокойная, очень рассудительная и немного безразличная жена, которая жила бы рядом с тобой, не тревожа тебя… Я могла бы стать такой женой! Я была девочкой немного замкнутой, гордой, энергичной. Я ни в ком не нуждалась!